— Шестнадцатое! — пискнула журналистка. Невооруженным глазом было видно, что Ульрих ей нравится.
— Ну вот, как раз сегодня планировался его арест, — ответил Ульрих и вдруг посмотрел прямо в камеру и сказал: — Друг мой, ты от меня не убежишь. И ты меня не закопаешь, я вылезу. Советую прийти в наше ведомство с повинной, потеряешь часть бизнеса, но не голову. Голову я тебе, так и быть, сохраню в память твоих заслуг перед страной.
Вот даже как! Решительный тип мой бывший куратор, ничего не скажешь. Решительный и наглый. Впрочем, я прекрасно понимала, что он просто притягивает одно из своих дел к покушению — в него бросили Лягушку из-за меня. В этом я не сомневалась.
— Ваша подопечная ведьма, психотерапевт Инга Рихтер, обвиняется в покушении на вас, — сказала журналистка. — Вы что-то можете сказать по этому поводу?
Глаза Ульриха сощурились — с экрана смотрел хищник. Ощущение, что он видит меня, было живым и пугающим. Я машинально дотронулась до виска, пытаясь поднять ментальный щит и отстраниться от взгляда куратора.
— Доктор Рихтер светило в своей области, — с искренним уважением произнес Ульрих. — Она зарегистрированная законопослушная ведьма уровня Каппа. И она не имеет отношения к этой бомбе, говорю вам точно.
Ну спасибо, господин Ванд, спасибо, дорогой куратор.
Хотя мы же с ним успели стать коллегами, да…
Я отодвинула ноутбук и, поднявшись из-за стола, выключила свет. Комната погрузилась во тьму — за окнами тоже царил мрак, и сейчас, стоя рядом с ним, я невольно чувствовала, как во мне шевелится страх.
Женщина. Раненая. Одна среди леса.
Как тут не бояться? Система безопасности Виланда не действовала на ведьм, которых сюда привели его помощники или он сам — но сгустки природной магии, лежавшие на этом лесе, заставляли волосы по всему телу подниматься дыбом.
Я нырнула в кровать, укуталась в одеяло и попробовала заснуть — но сон не шел.
Мысли крутились вокруг слов Ульриха о круге ведьм, которые работали на помянутый столп экономики. Собственно, это был один из немногих способов пробиться в жизни — и закрепиться в ней кем-то больше и важнее, чем кабатчица в дворовой разливайке или дворничиха.
Я всегда знала, кем хочу быть. Десять лет школьной травли только укрепили мое намерение — я сказала себе, что буду работать с умами и душами, и только с ними.
Прежде всего — чтобы исцелиться самой. Чтобы забыть, вычеркнуть, вычистить из души всю ту грязь, которую на меня стали лить с того момента, как анализ крови на гормоны показал: маленькая Инга Рихтер — ведьма.
Конечно, у нас на лбу не написано, кто мы. В метро и на улице вы не отличите ведьму от обычного человека — и слава Богу, что не отличите. Но во всех документах, которые мы заполняем, нужно написать о том, кто мы.
Конечно, есть закон о неразглашении. Но в нашем мире все секрет — и ничего не тайна. Директор рассказывает учителям, а учителя — своим верным школьным прилипалам.
И вскоре весь класс шипит на девочку в сером форменном платье, которая испуганно озирается, прижимая к себе сумку с учебниками: ведьма! Ведьма!
Потом я поступила в университет. Первый же учебный день закончился тем, что меня вызвал к себе декан факультета для важного разговора. Помню, как стояла перед его столом, в очередной раз чувствуя себя грязной, и рассматривала сувенир: нефритовый глобус на золотой подставке.
Он был прекрасен. Я смотрела на него для того, чтобы сохранить силу духа. Удивительная вещь среди чужой ненависти и моей горечи.
— Рихтер, я надеюсь, вы понимаете ваше положение, — сказал декан и провел скомканным носовым платком по смуглой лысине. Я чувствовала, что он нервничает. Нервничает и боится меня просто потому, что я ведьма.
— Я понимаю, — негромко ответила я. — И хотела бы узнать, как мне понять его лучше. И правильнее.
— Ага! — расхохотался декан. Ему сразу стало легче, страх и нервозность отступили. — Сразу видно будущего психотерапевта! Рихтер, вы ведьма уровня Каппа. Это самый высокий уровень среди студентов университета. Значит, вы должны — что?
Мне казалось, что глобус вращается. Что моря наполняются водой, а материки — сочной зеленью деревьев и трав. Сколько лет прошло — а картинка до сих пор стояла передо мной, как живая.