– Твое полотенце желтое. Желтое! Ты способен отличить желтое от оранжевого?
– А что, в прошлый раз я опять что-то от чего-то не отличил?
– Ну да. Синее от зеленого.
– Тебе нужно вешать в ванной полотенца контрастных цветов. Если твое – синее, то мое должно быть желтое. Если твое – оранжевое, то мое – зеленое. А так… синее-зеленое, желтое-оранжевое… очень просто перепутать. У меня вообще в глазах темно, я ничего не вижу, а ты мне тесты какие-то цветовые устраиваешь.
– Это у тебя не в глазах темно. Это в комнате темно. Вот сейчас включу свет, и…
– Нет, не нужно, из коридора достаточно света, не включай. Слушай, а если я снова перепутаю полотенца, ты что, рассердишься?
– Да нет, но… почему ты их перепутаешь-то?
– Ну ты понимаешь… мне приятно твоим полотенцем вытираться. Как будто ты меня еще обнимаешь… Нет, погоди, не трогай меня, не целуй, я больше ничего не могу… Или могу?..
Дракончег ушел поздно. Или рано – это уж как посмотреть. Летом в эту пору уже начало бы светать. Хорошо, что зима. Кажется, что ночь будет длиться еще долго-долго и на самом деле не так уж и рано. В смысле, поздно.
Алена немножко постояла у двери, глядя, как он спускается, подняв к ней лицо и сонно, блаженно улыбаясь, а потом, когда он скрылся внизу, тихонько заперла дверь. И сразу ринулась в спальню – посмотреть, как Дракончег будет уезжать. Она обычно ждала его у окна – любила смотреть, как медленно, бесшумно, таинственно черная «Хонда» прокрадывается во двор. Сразу начинало ощутимо потряхивать, аж мурашки по коже бежали, и ощущение счастья, обычного, такого примитивного и такого возвышенного плотского счастья, начинало играть в теле, как пузырьки в шампанском. По аналогии, она должна была ощущать глубокую печаль, глядя, как он уходит, однако ничего такого не ощущала: слишком устала и ужасно, просто неодолимо хотела спать. Ее аж пошатывало, когда она, спотыкаясь о раскиданные подушки и сползшее с постели одеяло, скользя на покрывале и своих валявшихся там и сям одежках (медленно раздеваться и аккуратно разбирать постель отчего-то никогда не получалось, с порога начиналась яростная любовная битва, отчего после ухода Дракончега Аленина спальня сильно напоминала поле боя), пыталась пробраться к окну. Пришлось включить бра у изголовья кровати. То, что происходит на улице, хуже видно не стало, а если Дракончег разглядит ее силуэт в окне, может, ему будет приятно: вот, мол, любимая женщина (ну ладно, просто любовница, но это те самые несущественные детали, которыми, строго говоря, можно и пренебречь) смотрит ему вслед, не в силах с ним расстаться… Ох уж эти прелестные мелочи, все эти тонкости, оттенки чувств и отношений, какое же в них очарование скрыто, сколько утонченной радости они доставляют, как много значат для сердца влюбленного – и какой пустотой никчемушной кажутся для остывшей души…
Она видела, как Дракончег подошел к своей «Хонде», взглянул на Аленино окно, махнул рукой – ага, увидел! Выключил сигнализацию – и Алена увидела, как в это мгновение что-то мелькнуло за ветровым стеклом машины, стоявшей чуть поодаль, почти на выезде из двора. На миг мелькнула бредовая мысль, что Дракончегов пульт нечаянно – ну мало ли какие причуды случаются у сложносочиненной техники! – включил сигнализацию соседнего автомобиля, и сейчас раздастся заполошное завыванье, которое перебудит всех соседей. Ну, из-за полной технической безграмотности нашей героини ей порой лезло в голову что-то такое… несусветное и нереальное.
Разумеется, ничего подобного не произошло. Во дворе по-прежнему было тихо. Огонечек снова мигнул, и еще раз. Ну и пусть себе мигает, если это никому не мешает. Алена и забыла о нем, умиленно наблюдая, как Дракончег, еще раз махнув ее светящемуся окошку, тихонько выехал из двора. Прощально мелькнули красные огоньки задних фар «Хонды», ответил огонек за ветровым стеклом неизвестной машины.
Повинуясь странной аналогии, Алена вернулась из спальни в гостиную, подошла к тумбочке, на которой стояла в цветочном горшке маленькая, нежно пахнущая хвоей пихта, купленная к Новому году, и включила гирлянду, которая составляла главное и чуть ли не единственное украшение этой новогодней, с позволения сказать, елки.
Бог ты мой, а ведь сегодня старый Новый год! Алена совершенно про это забыла. Не вспомнил и Дракончег, может быть, поэтому они пили мартини, а не шампанское. С другой стороны, шампанское никто из них не любил.
– Как встретишь год, так и проведешь, – разнеженно улыбнулась Алена. – Неплохо бы, конечно!
Она взялась за бокалы, чтобы отнести их на кухню, но тут зазвонил телефон. Городской.
Да кто бы это в такую пору?! Ошибка, наверное. Но трубку придется снять: даже приглушенный звонок ее аппарата кажется в глухой ночной тишине оглушительным.
– Алло.
– Доброе утро, писательница.
Хм, кто бы это мог быть? Судя по веселенькому обращению, человек из числа ее знакомых, но голос что-то не узнается.
– Доброе утро или доброй ночи, не знаю даже, чего пожелать.
– Намекаешь, что разбудил? Да ну, ерунда. Я же знаю, что ты не спишь.
Совершенно незнакомый голос, однако. Вдобавок говорит человек очень тихо, чуть ли не шепотом.
– Э-э… Извините, а это кто, я что-то не узнаю…
– Кто я, совершенно неважно. Важно другое – почему я знаю, что ты не спишь.
– Ну и почему, интересно? – спросила Алена, начиная раздражаться.
– Потому что я смотрю на твои окна и вижу, как ты там снуешь туда-сюда.
Какого черта?!
Алена шагнула к выключателю. Свет погас.
Быстро вернулась к окну.
Что, какой-то весельчак из дома напротив узнал ее телефон и решил поразвлечься?
– Ну, теперь уже неважно, горит свет или нет, – хмыкнул голос в трубке. – Главное я все же увидел. А главное состоит в том, что от тебя ночью уехал молодой любовничек на «Хонде», номер которой я заснял на фото.
Какого черта?!
– Де-е-е-елать нечего-о? – как можно более протяжно зевнула Алена в трубку. – Спокойной ночи.
– Погоди, погоди! – усмехнулся голос. – Ты правильно делаешь, что не начинаешь бормотать: у меня, мол, никого не было, я не я и бородавка не моя. Я узнал твой адрес и приехал просто так, из любопытства, посмотреть, где такие наблюдательные писательницы проживают. А в такую пору появился просто потому, что люблю ездить по ночам. Меньше глазок любопытных сверкает. И просто обратил внимание, как таинственно выбрался из подъезда, в котором находится твоя квартира, томно потягивающийся и зевающий молчел. Ну рассуди логически – ты же, по определению, должна уметь логически мыслить, как детективщица! – откуда среди ночи может топать зевающий и томно потягивающийся молчел? Пожалуй, что от любовницы. А ведь она непременно должна посмотреть ему вслед – женщины до одури сентиментальны, не раз и не два в этом убеждался на собственном опыте. И правда! Вспыхнул свет в окошке, возник в том окошке женский силуэт… Но самое любопытное, что возник он именно в окошке вычисленной мной квартиры писательницы Алены Дмитриевой. А дама наша не замужем. Значит, к ней по ночам любовники наезжают. Ну что ж, дело само по себе хорошее, но ведь парень-то откровенно ее моложе – раз, а во-вторых, холостой-одинокий вряд ли вылезет зимней морозной ночью из постели дамы сердца… если только не надо возвращаться домой, к жене. Значит, молчел женат. Значит, имеют место быть прелюбодеяние, адюльтер и все прочие прелести неприличной жизни. И тогда я достал свой айфончик – а камера в нем отличная! – и запечатлел отъезд «Хонды» с сакраментальным номером.
Так вот что значили эти вспышки за стеклом неизвестного автомобиля!
– Ну и зачем вам это нужно, позвольте полюбопытствовать? – наконец прорвалась Алена сквозь это непрерывное токованье – в самом деле, незнакомец напоминал ей тетерева на токовище в этом откровенном любовании собой и страсти упиваться каждым словом.