Славка осторожно приоткрыл дверцу – и ничего не увидел. Однако в зеркале мелькнул силуэт. Слава чуть развернул зеркало – и разглядел Витьку, прижавшегося к подоконнику, а рядом с ним – Диму Анненского, который раньше учился в их школе, а потом попал за воровство в колонию. Теперь Анненский учился в профтехучилище. На нем словно бы лежал отпечаток некой тайны, одновременно отвратительной и манящей. Дима что-то быстро, очень тихо говорил, говорил…
– Зачем тебе это? – вдруг сдавленно крикнул Витька, и Слава с удивлением увидел, какое красное, испуганное лицо сделалось у его друга. – Зачем? Мне в колонию неохота, и Славке тоже. Тебе понравилось – ну и иди туда снова, а нам неохота!
– Скажешь! – тонким злым голосом приказал Дима.
– Пошел ты!.. – Витька отстранился от подоконника, но Анненский рванул его за плечо.
Витька оступился и сел на пол. Дима приподнял его и, сильно встряхнув, замахнулся… Витька закрылся рукой, и Слава в своем укрытии невольно заслонил лицо.
– Скажешь! И Славка твой скажет. Вам ничего не будет. Ну, поразбирают в школе, ну, всыплют родители – и все. А не скажешь…
Славке было хорошо видно лицо Анненского. Оно не могло выразить угрозы, как тот ни хмурился. И голос был ломким, не страшным, хоть и злым. Но то, что он говорил…
– А не скажешь, так Ирку вашу заловят и завалят, понял? Знаешь, что это такое, козявка вонючая? Вас со Славкой в мясо прибьют, а Ирку так уделают – потом никому нужна не будет, понял?
Витька свернулся клубком, уткнулся в пол. Дима отвернулся от него и, глядя под ноги, глухо произнес:
– Еще скажешь, что испугались и вещи не понесли домой, а спрятали в кустах, в сквере, а когда пришли – их уже не было. Понял?
Витька молчал.
Анненский пошел к выходу, и Славка отшатнулся в глубь шкафа. Жесткие кружева опять царапнули щеку, и слезы навернулись на глаза, но не от этой маленькой боли. Он сидел на корточках, неподвижно глядя на светлую щель в приоткрытой дверце. Он не понял, что именно должны они с Витькой сделать. Но что-то придется сделать, что-то плохое, а иначе… Ирка…
По пути домой Дима позвонил из телефона-автомата. В первый раз ответила женщина – он нажал на рычаг. Подождав немного, опять набрал номер.
– Я сказал, – прошептал он, услышав знакомый голос.
– А? Кто это? – раздраженно спросили в ответ.
– Это я… Анненский. Я сказал! – повторил он уже громче.
– Ну и?..
– Согласился.
– А второй?
– Куда он денется!
– Точно?
– Ну.
– Тогда нормально. Молодец. Ну, пока.
Зазвучали короткие гудки. Дима отошел от автомата.
Уже светилась оранжевая прозрачная луна, сладко пахли липы. Но ни нормально, ни тем более молодцом Дима себя не чувствовал. Он постоял, потирая горло, которое почему-то не переставало саднить после разговора с Витькой Косихиным, и вдруг, прохрипев что-то, яростно бросился в аллейку. Деревья легко ломались под его злыми руками, они были молоденькие, слабые еще…
Наши дни
К утру даже заснуть удалось. Алена смогла убедить себя, что в угрозы этого идиота совершенно не поверила. В смысле, в угрозы в собственный адрес. Это, конечно, грязный и мерзкий блеф. Если он мнит себя круче вареных яиц и Волжского откоса, если уж такой ненависти к обидчику полон, мог бы сразу прибрать свидетельницу к рукам. Конечно, та скорость, с которой он ее вычислил, впечатляла… С другой стороны, что уж тут особенного? Та фотография в ее привате на форуме, стенд с книжками Алены Дмитриевой… Достаточно набрать ее имя в любом поисковике, и получишь за сотню тысяч результатов. Наверняка где-то отыщется ее фото. Можно сравнить с той, которая в привате, и убедиться: ошибки нет. У нее не раз брали интервью, в которых она не скрывала свою настоящую фамилию – Ярушкина. Ну да, нашу героиню звали Еленой Дмитриевной Ярушкиной, но псевдоним нравился ей куда больше, поэтому человек, назвавший ее «по правде», рисковал заслужить ее недружелюбие…
Итак, узнав подлинное имя Алены, неизвестному защитнику блондинки на «Лексусе» оставалось только позвонить в справочную. Существуют также компьютерные программы, в которых по телефонному номеру можно выяснить адрес. Все просто, все очень обыкновенно. И ужасно гнусно, если вспомнить эти вспышки за стеклом неизвестного автомобиля, это непременное желание испортить жизнь Дракончегу – и лишить писательницу Дмитриеву той частички нормального плотского, женского счастья, которое приберегла для нее судьба.
Ну и что делать, интересно? Может, в милицию пожаловаться? Или сразу Льву Ивановичу позвонить, а? Лев Иваныч Муравьев, начальник следственного отдела городского УВД, был добрым, но иногда и недобрым (в зависимости от настроения, но чаще все-таки добрым) знакомцем писательницы Дмитриевой. В глубине души признавая ее несомненный дедуктивный талант, порою беззастенчиво пользуясь им, иногда все же помогая ей, соглашаясь с тем, что именно Алена однажды не дала увести из местного музея полотно, являющееся, несомненно, национальным достоянием, и даже прославляя ее публично[3], он все же не упускал случая высказать свое мужское презрение суетной бабенке, преисполненной сознания собственного величия. Ну вот сложился у Муравьева такой образ нашей писательницы, ну что с ним поделаешь… И можно представить, что ждет Алену, решись она пожаловаться ему на шантажиста! Муравьев уже оказался в курсе одного ее романа… того самого, рокового, незабываемого, несгораемого… в том смысле, что не только рукописи, но и некоторые чувства не горят! – героем которого был красавец изрядно моложе ее[4].
И вот теперь опять схожая история… Да он Алену на смех поднимет со свойственной ему «чуткостью»!
«По себе деревце надо рубить, Елена Дмитриевна, – ляпнет что-то этакое, прекрасно зная, что она терпеть не может свое имя и отчество. – Нашли бы себе какого-нибудь старичка… а то что это, понимаете, с мальчишками в детские игры играете!»
Ну разумеется, это Алена уже накручивала себя. Про старичка Лев Иваныч ей в жизни не скажет – просто потому, что сам старше ее, да и вообще это из рук вон, говорить такое! Какого старичка ей можно посоветовать?! Алене не слишком-то за сорок, ну что за чушь, в самом деле?!
Есть один самый серьезный довод против того, чтобы обращаться за помощью к Муравьеву. Для него то, что произошло около «Этажей», – однозначно уголовное преступление. Он вцепится в Алену мертвой хваткой, чтобы заставить ее описать хоть какие-то приметы того мужчины. И кто знает, откажись она или соври, не грозит ли ей опасность куда более серьезная, чем шантаж? Не то чтобы она хорошо знала Уголовный кодекс, но, кажется, существуют наказания за отказ помогать следствию?
Н-да…
Что же делать?
Алена лежала в темноте зажмурившись и вспоминала. Оказывается, она очень даже неплохо помнила того человека. Ему нет сорока, довольно высокий, глаза серые, волосы – соль с перцем, как говорится, коротко стриженные. Черты лица правильные. Н-да… довольно обтекаемый портрет. Одет он был в короткую замшевую куртку с барашковым воротником (куртка вроде светло-коричневая), без шапки, шея обмотана бежевым шарфом, еще, кажется, был он в джинсах… про обувь Алена совершенно ничего не могла сказать. Не густо, конечно, но Алена узнала бы его при встрече. А эту встречу обеспечить реально: узнать имена всех владельцев бледно-зеленых «Рено» в городе. Конечно, их много, но не бесконечное же количество! То есть это было бы реально, если бы Алена решила действовать именно таким образом. Пожалуй, это единственный путь. Но он для Алены закрыт – хотя бы потому, что провести ее по нему может только Лев Иваныч, а это значит просто сдать ему хорошего человека и ее, Алениного, можно сказать, спасителя. Вполне возможно, шантажист тоже обладает большими возможностями искать пути, но и ему Алена не собирается предоставлять таких возможностей.
3
Об этом можно прочесть в романах Елены Арсеньевой «Крутой мэн и железная леди», «Мода на умных жен» и «Ведьма из яблоневого сада» и других, выпущенных издательством «Эксмо».