– Добро пожаловать, сын мой, – сказал он. – Кто ты и что привело тебя сюда?
Гай представился, с любопытством разглядывая незнакомца.
– А ты кто такой? – поинтересовался он. Мужчина был высок ростом, лицо загорелое, волосы черные, как ночная тьма. Одет он был в балахон из козлиной шкуры грубой выделки. На грудь свисали клочья спутанной бороды.
Гай решил, что это бездомный бродяга, который нашел себе пристанище в пустой хижине, но затем увидел на шее у мужчины скрещенные палочки, висящие на ремешке. Должно быть, он – представитель какой-то христианской секты, догадался Гай. Наверное, один из тех отшельников, которые в последние два-три года стали появляться по всей империи. Гай слышал, что они есть в Египте и на севере Африки, но здесь христианского отшельника он никак не ожидал встретить.
– Что ты тут делаешь? – снова спросил он.
– Я пришел сюда, чтобы помочь заблудшим душам вновь обрести бога, – ответил мужчина. – В миру меня знали как Лициаса, а теперь я зовусь отец Петрос. Тебя, конечно же, направил ко мне Господь, потому что ты нуждаешься в помощи. Чем могу я помочь тебе?
– Почему ты решил, что это бог послал меня к тебе? – Незатейливые рассуждения отшельника забавляли Гая, хотя настроение у него было отнюдь не веселое.
– Но ты ведь пришел, не так ли? – вопросом на вопрос отвечал отец Петрос.
Гай пожал плечами, а Петрос продолжал:
– Поверь, сын мой, ничто в этом мире не случается без соизволения Господа, который управляет даже движением звезд.
– Ничто? – Гай и сам удивился тому, сколько горечи прозвучало в этом слове. Он вдруг осознал, что потерял веру в богов. Это произошло на каком-то этапе его жизни в последние три года – то ли когда пришло известие о смерти Агриколы, а может, причиной тому явились страдания Юлии. – В таком случае объясни, что это за бог, если он отнял сына и дочь у любящей матери?
– Так, значит, вот что тебя тревожит? – Отец Петрос распахнул дверь. – Входи, сын мой. Такое одним словом не объяснишь. Да и конь твой, бедняга, подустал.
Гай с запоздалым чувством вины подумал, что и вправду проскакал немалый путь. Привязав коня, чтобы тот мог дотянуться до пожухлой травы на земле, он вошел в дом.
Отец Петрос расставлял кружки на грубо сколоченном столе.
– Чем тебя угостить? У меня есть бобы, репа и даже немного вина. Здешняя погода не позволяет мне поститься так часто, как я это делал в теплом климате. Сам я пью только воду, но гостей, которые приходят сюда, мне позволено потчевать мирской пищей.
Гай покачал головой, поняв, что его собеседник не прочь пофилософствовать.
– Я выпью твоего вина, – принял он приглашение, – но скажу без обиняков: тебе никогда не удастся убедить меня, что твой бог добр и всемогущ. Ибо если он всемогущ, то почему позволяет людям страдать? И если он может уберечь человека от страданий, но не делает этого, почему люди должны ему поклоняться?
– Ну да, – произнес отец Петрос, – судя по твоему вопросу, мне ясно, что ты воспитан на философии стоиков. Говоришь их словами. Но философы неверно понимают природу Бога.
– А ты, разумеется, понимаешь так, как надо? – с вызовом вопрошал Гай.
Отец Петрос покачал головой.
– Я всего лишь ничтожный слуга тех несчастных, что приходят ко мне за советом. Единственного сына Господа распяли на кресте, и он воскрес из мертвых, чтобы спасти нас. Все остальное для меня неважно. Тем, кто верит в Него, будет дарована жизнь в раю.
Обычная восточная сказка для детей, думал Гай, вспомнив то, что услышал в Риме об этом культе. Ничего удивительного в том, что он так притягателен для рабов, и даже некоторые женщины из благородных семейств находят в нем утешение. Неожиданно ему пришло в голову, что бредовые россказни отшельника могут заинтересовать Юлию, – во всяком случае, отвлекут ее от горестных переживаний. Он поставил кружку на стол.
– Благодарю за вино, святой отец, и за твой рассказ, – проговорил Гай. – Ты не возражаешь, если моя жена навестит тебя? Она очень тяжело переживает смерть нашей дочери.
– Пусть приходит в любое время, когда пожелает, – любезно ответил отец Петрос. – Жаль только, что тебя мне убедить не удалось. Ведь не удалось, верно?
– Боюсь, что нет. – Отшельник был искренне огорчен, и от этого Гай почувствовал себя неловко.
– Никудышный я проповедник, – удрученно отозвался отец Петрос. – Вот если бы здесь был отец Иосиф, он непременно убедил бы тебя.
Гай был уверен в обратном, но вежливо улыбнулся. Он повернулся, собираясь покинуть хижину, но в это время раздался стук в дверь.
– А, это ты, Сенара? Входи же, – пригласил отшельник.
– Я вижу, у тебя гость, – послышался девичий голос. – Если позволишь, я зайду в другой раз.
– Не беспокойтесь, я уже ухожу. – Гай откинул кожаный полог, прикрывавший дверной проем. Перед ним стояла юная девушка, очень миловидная; с тех пор как он познакомился с Эйлан, – а это было очень давно, – ему не приходилось видеть более очаровательной красоты. Правда, он и сам тогда был совсем еще юнцом. Ей, наверное, лет пятнадцать, решил Гай. Волосы искрятся, как медные опилки в горне кузнеца, глаза синие-синие. Одета она была в платье из некрашеного льняного полотна.
Взглянув на девушку пристальнее, Гай вспомнил, что раньше уже встречал ее. Внешне она мало чем отличалась от представительниц кельтской расы, но линии носа и подбородка у нее были очерчены так же, как у Валерия, который был когда-то секретарем отца. Теперь понятно, почему она так бегло говорит на латыни.
Отвязывая коня, Гай вдруг подумал, что мог бы попросить девушку – кажется, отшельник назвал ее Сенарой? – устроить ему встречу с Эйлан. Но к этому времени полог на двери за ней уже опустился. К тому же опыт подсказывал римлянину – не то чтобы он очень хорошо разбирался в женщинах, а живя в браке с Юлией, похоже, и вовсе разучился понимать их, – что расспрашивать одну женщину о другой крайне неразумно.
На виллу Гай вернулся под вечер, но Юлия поприветствовала мужа миролюбиво, хотя и сдержанно. Лициний уже ждал их в столовой.
Мацеллия и Терция играли на веранде с игрушечной колесницей. Они нарядили обезьянку, питомицу Юлии, в детскую одежду и пытались запихнуть ее в колесницу. Гай забрал у детей зверька и отдал жене. Порой он просто недоумевал, как три маленькие девочки и женщина были способны устроить такой хаос в доме.
– Папа! Папа! – радостно завизжали малышки. Квартилла тоже подбежала к ним. Гай сгреб в кучу дочек, прижал к себе, потом позвал Лидию, чтобы она занялась детьми, а сам вместе с Юлией направился в столовую.
Обезьянка все еще сидела у нее на плече. Она была ростом с ребенка, и по непонятной причине вид ее в детской одежде раздражал Гая. Он не мог понять, зачем Юлия приобрела это существо. Обезьянка была теплолюбивым зверьком, и за ней и впрямь требовался уход, как за ребенком. Климат Британии совершенно не подходил для этого животного. Должно быть, ей даже летом холодно, думал Гай.
– Когда ты избавишься от этой жалкой зверушки? – вспылил он, когда они сели за стол.
Глаза Юлии наполнились слезами.
– Секунда так ее любила, – прошептала она.
При этих словах Гаю уже не впервые пришла в голову мысль, что Юлия, возможно, тронулась рассудком. Секунда умерла в шестилетнем возрасте, и он не помнил, чтобы она когда-либо играла с обезьянкой. Однако если Юлии так хочется думать… Перехватив предостерегающий взгляд Лициния, который сидел по другую сторону стола, Гай вздохнул, но не стал развивать эту тему.
– Чем ты сегодня занимался? – спросила Юлия, через силу заставляя себя говорить весело и непринужденно. Слуги подали ужин: вареные яйца, блюдо с копчеными устрицами, соленую рыбу и салат из зелени, залитой оливковым маслом.