— Евгения Филипповна, — громко сказал он. — А как же называется такая записка? Ну вот, мы знаем, бывают телеграммы, радиограммы, телефонограммы. А это что же?
— А это, — не растерявшись, ответил за учительницу Толька, — это — «голубеграмма». Пограничники наши так называют голубиную почту, они тоже ею иногда пользуются там, где другой связи нет. Я в книжке читал.
Ребята вновь засмеялись. Новое слово понравилось. Улыбнулась и Евгения Филипповна.
Прямо из школы Евгения Филипповна пошла к председателю колхоза и попросила у него лошадь, чтобы съездить к больному ученику. От председателя она зашла к Коровиным — хотела получить разрешение взять Тольку с собою в лесную сторожку.
— Ну что вы, с вами конечно можно, пусть едет, — сразу согласилась Толькина мать. — Дружки ведь
закадычные. Пусть навестит приятеля. Да вы присядьте, пока он оденется потеплее.
— Ничего, спасибо, нам надо торопиться, а то стемнеет, — ответила Евгения Филипповна.
— А я вот и готов! — выскочил из другой комнаты Толька.
— Ну, идем!
— Евгения Филипповна, еще одну минутку, я сейчас…
И Толька помчался вверх по лестнице на чердак. Взяв одного голубя, он спрятал его за пазуху.
Спустившись вниз, Толька открыл буфет и без лишних слов высыпал на газету весь сахар из сахарницы.
— Ты что ж это делаешь, разбойник? — напустилась на него вошедшая со двора бабка. — Пошто сахар высыпаешь? Кому?
— Федьке! — выпалил Толька и шмыгнул за дверь.
— Ну, Толя, тебе, как мужчине, лошадью править, — улыбнувшись, сказала сидевшая уже в санях Евгения Филипповна, передавая Тольке вожжи. — Справишься?
— А как же? — даже обиделся Толька. — Я когда с папкой еду, всегда лошадью правлю. Но, милай!.. — залихватски крикнул он, подражая колхозному конюху, хлопнул вожжами и подстегнул коня кнутом. Лошадь рванула, и сани легко покатили по накатанной дороге.
— Что это у тебя там? — спросила Евгения Филипповна, заметив, что Толька время от времени поглаживает что-то, лежащее у него за пазухой.
— Это я голубя на смену везу. У нас с Митькой уговор такой, чтобы всегда у меня два его голубя были, а у него — два моих. Одного-то он уже отправил, вот я ему и везу второго…
Так в разговоре о голубях и школьных делах они незаметно доехали до одинокой лесной сторожки.
Шанго с лаем встретил подъехавшие к дому сани, но узнав Тольку, который сразу наградил его куском сахара, замолчал и лишь подозрительно покосился на учительницу. Привязав лошадь к забору, Толька дал ей сена и, с помощью Евгении Филипповны, покрыл попоной.
На лай Шанго из сарая, гремя цепью, вышел невольный виновник Митькиной болезни. Егор Николаевич посадил Федьку на цепь, чтобы он не вздумал ломиться в дом и беспокоить больного внука.
Увидев Тольку, медведь поднялся на задние лапы и заковылял ему навстречу, облизываясь: он хорошо знал, что Толька никогда не приходит с пустыми руками, а всегда припасет для него что-нибудь сладкое.
— Какой он большой стал! — удивилась Евгения Филипповна и, достав из кулька печенье, нерешительно остановилась, видимо побаиваясь Федьки.
— Не бойтесь, он вас не тронет! Он смирный, — убеждал учительницу Толька.
— Какой большой!.. — повторила Евгения Филипповна, покачав головой. — И как только Митя с ним справляется? Не опасно ли это?
Угостив медведя печеньем, они пошли в сторожку.
— Деда, это ты? Кто там приехал? Почему Шанго лаял? — раздался с печки голос Митьки.
— Это я, Мить, то есть мы с Евгенией Филипповной!..
— Толька! Ты? — обрадовался Митька.
— Лежи, лежи, сейчас мы к тебе на печку заберемся, — сказала Евгения Филипповна.
В сторожке было тепло и уютно. Евгения Филипповна разделась. Снял полушубок и Толька, осторожно придерживая голубя.
— Мить, я тебе своего Пестрого привез. — И Толька взобрался на приступок, чтобы показать голубя другу.
— Отнеси его в голубятню, а то мне вставать нельзя, да заодно покорми голубей. Там, под лавкой, овес есть и хлебные корки намоченные.
— Вот тебе, Толя, и работа нашлась, помоги другу. А теперь подвинься-ка, Митя, я к тебе сяду на лежанку, — сказала учительница, подставляя к печи табурет.
— Ой, как тепло здесь! — усаживаясь, проговорила Евгения Филипповна. — Не жарко тебе?
— У нас дров хватает, — деловито ответил Митька. — Сколько хочешь, столько и жги…
Ему было неловко лежать в присутствии учительницы, и он попытался встать, но Евгения Филипповна положила ему на лоб свою прохладную руку.