А через четыре дня Митька, весело посвистывая, уже шагал к школе.
Война!
Вот и кончилась последняя четверть! Митька перешел в третий класс с отличными отметками. В последний день занятий Евгения Филипповна объявила, что сорокинская школа получила две путевки в пионерский лагерь — знаменитый Артек. Одну из них решили вручить Сидорову Дмитрию.
«В Крым поеду, в Артек!» Весёлый и радостный прибежал Митька домой.
Егор Николаевич, пряча улыбку, посмотрел на внука и, зная, что окончился учебный год, сказал притворно строго:
— Вижу уж, вижу… На второй год остался небось!
— Деда, ты что?.. — опешил Митька и, подбежав к сидевшему на лавке около стола леснику, обнял его. — Что ты? Ведь я же хорошо учился. Перешел!
Лесник крепко прижал к себе внука.
— Знаю, сынок. Умница ты у меня. Учись, Митрий, старайся. Тогда обязательно главным лесником будешь.
— Дедушка, съезди в школу, к Евгении Филипповне. Там путевки есть пионерские, в Крым. Мне одну дают за то, что отметки хорошие. Съездишь, дедушка, да?
Лесник, ласково взглянув на внука, подумал: «Скучно мне будет без тебя!» Но вслух сказал:
— Опять месяца на два, как в прошлом году?
— Нет, дедушка, только на двадцать пять дней.
— Ладно уж, схожу, поговорю.
На другой день Егор Николаевич получил для внука путевку в Крым.
Митька и радовался предстоящей поездке и чуть грустил — все-таки далеко этот Крым, не то что Луга. В оставшиеся до отъезда дни он старался больше обычного ухаживать за дедом, помогать ему по хозяйству.
А в лесу было так хорошо весной. Воздух — не надышишься, птицы поют — не наслушаешься!
— Ну, Митрий, пока ты еще здесь, помоги-ка на зиму дров заготовить. Пошли, попилим, — сказал как-то лесник.
И они пилили, кололи и складывали в большую поленницу дрова. Дедушка колол, а Митька складывал.
Усевшись в стороне, Федька внимательно наблюдал за их работой. Теперь он стал уже совсем большой — два с половиной года! Но был он по-прежнему добродушен и все так же дружил с Митькой.
Федька посмотрел, как его хозяин берет поленья и складывает их, и решил тоже принять участие в укладке дров. Подошел, взял одно полено в лапы и понес к поленнице.
— Ах ты, косолапый, ты что ж это по одному полешку носишь! — засмеялся Митька и принялся учить Федьку работать как следует: положил медведю пять поленьев на одну лапу, а другой накрыл сверху. Сообразительный зверь крепко обхватил охапку дров и понес к поленнице. Так и носили они дрова вместе.
...Так и носили они дрова вместе.
Одному только никак не мог научиться Федька — складывать дрова. Он просто бросал их на землю.
— Ну вот, Митрий, дожил, — смеялся лесник. — Теперь и у тебя помощник есть. Ты его еще научи избу прибирать да обед готовить, тогда совсем спокойно можешь уезжать — без тебя управимся. Только вот что, сынок, — Егор Николаевич сел на чурбак, закурил трубку и взглянул на внука, — большой наш Федька стал. Опасно его держать становится — еще задрать кого-нибудь может в лесу, а нам с тобой отвечать придется.
Федька, будто чувствуя, что говорят про него, подошел к Митьке, лег рядом с ним на траву и внимательно смотрел на попыхивающего трубкой лесника.
— Дедушка, да ведь он послушный, пусть живет с нами, — сказал Митька, обнимая медведя.
— Ну хорошо, хорошо, сынок. Я ведь не говорю, что его сразу надо на цепь сажать. Да ты и не бойся за него. Устроим так, что и ему хорошо будет. Отдадим его в цирк или в зоологический сад в Ленинграде. Нам, брат, еще спасибо государство скажет за такого хорошего медведя, — успокоил внука лесник.
— Да, а все-таки жалко… — протянул Митька, а сам подумал: «Может, и вправду в цирк возьмут». И мысленно уже видел Федьку, мчащегося по арене цирка на мотоциклете, как медведь в той книжке, что он любил разглядывать в пионерском лагере.
Ну, а если в зоологический сад?.. Митька тяжело вздохнул. Там-то хуже. Там в клетках звери живут… Скучно будет Федьке…
— Ничего, сынок, еще годик Федька с нами поживет, а тогда уж и определим его на настоящее место службы. Ну, а теперь давай малость поработаем, да и к дому, — сказал лесник, снова берясь за топор.
К вечеру возвращались домой. Федька важно выступал рядом с Митькой, посматривая маленькими глазками на хозяина и словно говоря: «Я тоже поработал, не даром хлеб ем».
Когда они подходили к дому, где-то неподалеку залаял Шанго.
— Вроде на белку лает… — прислушался Егор Николаевич.
Митька засвистел, подзывая Шанго, и тут же вспомнил свое огорчение: