Выбрать главу

— За что, дедушка? За то, что ты тогда немца застрелил?

— И за это, сынок, и еще кое за что. Ладно, шагаем дальше. Хорошо, что рана навылет… Хоть и трудно идти, но дойду.

Потихоньку добрались они до Мокрой делянки, откуда обычно была видна лесная сторожка. Теперь на ее месте дымились черные столбы, обгоревшие бревна, головешки. И над пожарищем летали бездомные голуби. По счастью, прежде чем идти с дедом пилить дрова, Митька открыл голубятню, чтобы выпустить их полетать. Теперь голуби тревожно вились над остатками сгоревшей сторожки. Они то садились на обуглившуюся липу, то, взлетая, тревожно кружились над пепелищем.

«Завтра приду и заберу их, — решил Митька про себя. — Пусть тоже живут с нами в землянке».

— Сожгли, негодяи!. — сквозь зубы прогбворил лесник.

— Дедушка, это тот немец приказал, который тебя ударил и меня ногой пнул. Страшный, хуже зверя. . Начальник, наверно. Он все кричал, командовал. Дедушка, смотри, липа обгорела и белочки сгорели. А Мурзик… хотел в окно выскочить, а один фашист как стрельнет, и он, бедный, обратно в огонь упал, сгорел… — По лицу Митьки потекли слезы. — Шанго, наверно, тоже убили… — всхлипнул Митька. — В него стреляли, а он как завизжит…

Опершись на палку, лесник смотрел на остатки своего дома, а Митька, озираясь по сторонам, все твердил:

— Наверно, и Шанго убили…

Но тут что-то мягкое, лохматое коснулось его руки и горячий язык лизнул Митьку в лицо…

— Шанго, Шанго!.. Жив! — плача от радости, обнимал Митька своего лохматого друга. — Шанго, они в тебя стреляли?..

Ощупав пса, мальчик нашел рану — пуля задела переднюю лапу.

— Дедушка, смотри, жив Шанго! Только немножко ранен…

— Тише, сынок, — прошептал лесник, — кто-то ходит поблизости.

Действительно, трое незнакомцев подошли к забору, посмотрели на догоравшую сторожку и, оглянувшись, быстро ушли в лес.

— Пойдем, Митенька, пойдем прочь отсюда, — тревожно сказал старик. — Как-нибудь уж доковыляю до землянки. Туда фашисты не доберутся — побоятся лезть в такую чащу. Солнце высоко еще, вре-мени-то, наверно, всего часа два.

Они зашагали дальше.

— Дедушка, больно тебе? — участливо спросил Митька.

— Больно, милый, больно. Ну да ничего, дойдем как-нибудь, — ответил Егор Николаевич.

Дойдя до дороги, что вела на Сорокино, они присели на пригорке, укрывшись в кустах. Отсюда была хорошо видна проселочная дорога. Неожиданно Шанго заворчал, навострив уши. Федька тоже потянул носом воздух и стал внимательно смотреть на дорогу, где появились человеческие фигуры. Лесник лег на землю и крепко обхватил рукой Шанго, чтобы тот не залаял. Митька тоже обнял медведя за шею, боясь, как бы Федька не открыл их ненадежное убежище.

По дороге, вздымая пыль, шел карательный отряд немцев. Гитлеровцы направлялись к казенному лесу.

И вдруг Митька, дернув деда за руку, взволнованно прошептал:

— Деда, глянь-ка на этого! Ведь он недавно у нас в доме был еще с тремя. Ну, помнишь, говорили они, что красноармейцы… Ты еще с ним ушел дорогу показывать…

Лесник внимательно вгляделся в человека, на которого указывал Митька, и, заскрипев зубами, скорее простонал, чем произнес:

— Ах, негодяй! Ах, паразит, предатель окаянный! Сбежал, должно быть, и теперь ведет прямехонько на место. Сынок, Митюша!.. Я виноват, я ему поверил, окаянному иуде!.. Поверил, что он наш, советский… Ох, прав был Иван Николаевич! Недаром говорил: «Не каждому верь, Егор, иному путь показывай, а иному и отказывай». А я прошляпил… Из-за меня, старого дурака, теперь весь отряд пропасть может!

Митька во все глаза смотрел на деда. В эту минуту смутные догадки его о частых отлучках деда и гостях, время от времени появлявшихся в сторожке, вдруг приобрели ясность. Какой же еще отряд может быть в лесу!

— Дедушка, какой отряд? Партизанский, да? Значит, ты знаешь, где они?..

Старый лесник искоса взглянул на внука. Как ни тяжело было у него на душе, но, глядя на взволнованное Митькино лицо, на котором смешивались и изумление и радость, старик невольно улыбнулся.

— Я, Митрий, лесник. Должен все свое лесное хозяйство знать. — Но тут же улыбка погасла, тревога снова охватила Егора Николаевича. — Идут… идут, проклятые!.. И сколько их! Партизан совсем мало, а на них такая сила прет — раз в пять больше!

И налетят ведь неожиданно… Как предупредить?.. Нога болит, не поспею…

— Я побегу, деда! — схватил его за руку Митька. — Скажи только — куда.

А сам подумал: «Партизан увижу, посмотрю — какие они!..»

Егор Николаевич с сомнением посмотрел на Митьку, но тут же решился: