Вот и вновь я в родной деревне. Много-много лет прошло с тех пор, как я уехал отсюда. Правда, приезжал иногда и потом: то летом, то ближе к осени. Тогда еще были живы отец с матерью. А потом осталась одна мать. Последний раз был я в родных местах, когда провожали ее в последний, путь… Вот тогда-то и встретились мы, три брата, в родном доме.
Хорошо помню: наискосок от нашего дома, через улицу налево, долгое время стоял старый сруб. И крыша его из прогнивших досок, и пол, и потолок были разобраны. А яма в подполье была засыпана мусором, землей и выровнена. Откуда-то залетели сюда березовые семечки. И в укромном месте одна за другой начали подниматься молодые березки.
Мать говорила мне:
— Первая березка появилась в год рождения твоего брата Сергея. Вторая как раз через два года. В тот год родился Йыван. А та, что в стороне от них, поменьше да потоньше, только через пять лет после них — вместе с тобой начала расти. Да как и ты же, росла плохо. Думала, не выживет. Нет, не засохла. Смотри, теперь какая красавица!
Потом, когда старый сруб и вовсе прогнил и развалился, отец сделал ограду из досок, чтобы молодые деревца не поломала скотина…
После смерти матери, когда мы приезжали летом на отдых, березки приветливо встречали нас, качая ветвями, шелестя листочками.
Но потом березок не стало…
Несколько лет назад самая большая березка засохла. Кто-то, сломав доску в ограде, решил полакомиться березовым соком и погубил кудрявую красавицу. А вскоре свалило грозовым ветром и среднюю: она была с почерневшей, прогнившей сердцевиной.
А недавно сестра написала мне, что какой-то бессердечный человек срубил стройную третью березку-красавицу. Столб или колья понадобились…
Долго я не был в родных краях. С грустью вхожу на знакомую до боли в сердце околицу. Думал, что на месте дедовского дома теперь совсем пусто. Но что это? Там, где был дом, — березка. Где тянулся длинный сараи — другая. Потом родственница мне рассказала, что на месте усохшей подрубленной старшей березки и от корней сгнившей средней выросло несколько маленьких березок. Они с мужем в память о моих стариках рассадили их. И вот шумят листочками юные красавицы, растут дружно.
И мне поверилось, что третья, так бессердечно срубленная «моя» березка, тоже посеет на земле свои семена…
РАССКАЗЫ БЫВАЛОГО ОХОТНИКА
Перевод А. Смоликова
В каждой деревне есть свои балагуры-шутники, плясуны, гармонисты, рыбаки, охотники…
Деда Мирона считают лучшим охотником не только в нашей деревне, но и во всей Звениговской округе.
Поглядишь на него — так себе, охотник как охотник, старого, так сказать, покрою. Да и ружье у него не по последней моде, не какая-нибудь двустволка, а самая что ни на есть заурядная одноствольная централка обыкновенного образца.
Отличается дед Мирон от других охотников, пожалуй, больше всего своей бесподобной, тонкой резьбы, дубовой трубкой. Она всегда с ним. Говорят, что если вдруг он все-таки случайно забудет ее дома, то, обнаружив это, не идет дальше, а тут же возвращается домой, если даже прошел уже не один километр.
— Без трубки какой я охотник? — объясняет он жене.
Но если уж пошей дед Мирон на охоту да если трубку не забыл свою, то обязательно вернется с лесным трофеем.
А рассказывать какой мастер дед — не приведи господь, заслушаешься! Попыхтит, раскуривая трубку, сладко затянется и начнет…
Сначала, кажется, и замечаешь вроде, где правда и где придумка деда, сомневаешься: не может того быть. Но дальше — больше… А говорит дед Мирон так искренне, так убедительно и подробно, что скоро-скоро попадешь в магический плен его фантазий и баек. И воспринимаешь ты его лесные были и небылицы за чистую монету. А дослушаешь до конца его речи, тут же хочется пойти и рассказать все это услышанное другим: знакомым и незнакомым.
Мне тоже довелось слушать рассказы деда Мирона. Я записал некоторые из них. Правда это или неправда — судите сами, но только я деду Мирону верю…
А вот первого медведя я свалил не пулей, а свистом… Да не сумневайтесь и затылки не чешите. Вот именно свистом свалил.
А было это давненько, и вот как.
Тогда еще только-только провели через наш лес вдоль Хитрой просеки телефонную линию. Мы в ту пору и зимой, и летом обувались, так сказать, в одну обнову — в лаптишки. Это вы сейчас и резиновые, и кирзовые, и хромовые сапоги носите, и бурки, и кисы, и кеды там всякие. Так вот, нарубил я лутошек, надрал большую ношу лык и понес домой. И, конечно же, не прямо по дороге (боже упаси, увидит объездчик), а в обход, лесом. Выхожу я на просеку — гудят-заливаются провода, да на ветру позвенивают стаканчики-чашечки.
И захотелось мне почему-то именно здесь отдохнуть с устатку. Сбрасываю г плеч ношу, закуриваю…
Дед тоже полез за своей трубкой, и пока не раскурил ее, рассказа нс продолжал.
И вдруг мне показалось, что стоит за моей спиной кто-то. Я оглянулся и… Не знаю, вставали у меня на голове волосы или нет, но ружье свое я не нащупал— руки не двигались. За моей спиной, совсем рядом, в двух шагах, стоял огромный медведище на задних лапах… Я сжался в комок — может, не тронет, может, примет за пенек, но не тут-то было. Медведь пошел на меня. Прикорнулся я к сосенке, ни жив ни мертв, а медведь перешагнул через мои лыки, прошел мимо. Подошел он к телефонному столбу и задрал голову… Потом встал на задние лапы, да ка-ак ухнет по столбу. Столб вздрогнул и загудел еще сильнее. Тогда медведь, как заправский верхолаз, полез по столбу наверх. Сначала он осторожно ощупал макушку столба, потом погладил проволоку и, чем-то недовольный, опять ударил по столбу. Я опять начал шарить вокруг и только теперь вспомнил, что ружье-то я не взял с собой. И без того ноша тяжелая.
Я оглянулся и увидел невдалеке человека с ружьем. За ним вышел из леса другой. «Охотники», — пронеслась радостная мысль, и я, окончательно осмелев, заложил два пальца в рот да ка-ак свистну!
Медведь кубарем скатился со столба и был таков, а я на радостях пустился в пляс, словно на свадьбе под волынку. И не пойму — откуда взялись силы!
Тут подошли ко мне охотники. Это были Тулаев Илья с Апасовым Егором. Я рассказал им все по порядку об удивительной оказии.
— И никакой тут оказии нет, — пояснил Илья. — Просто-напросто медведь хотел опять медом полакомиться. В наших лесах много дуплистых деревьев, часто там встречаются пчелиные семьи. Меду бывает по пять-шесть пудов. А медведь — большой охотник до меду… Слышишь, как гудят провода?
И правда, гул натянутой проволоки чем-то напоминает шум пчелиного роя.
— Я думал, — говорю им, — медведь хочет сообщить леснику о моих лыках, гляжу — нет. Он дергает за проволоку. Значит, думаю, медведь рассердился на самого лесничего и теперь пытается оборвать телефонную связь.
— Ну, тут-то ты загибаешь, — заметил Апасов Егор, поняв мою шутку. — Мы хотели наказать Топтыгу за грабеж, а ты, беличья душа, спугнул его.
Из рассказов охотников я узнал: накануне ночью медведь «гостил» на пасеке Тулаева Ильи, лакомился медом. Илья с Егором с утра гонялись за косолапым, но безуспешно. Лишь кое-где видели его следы…
Так я спас лесного сладкоежку от неминуемой расплаты. А он хоть бы спасибо сказал…
Ну, ладно, раз начал про медведей, так и быть, еще расскажу… Слушайте.
Знакомый мой Ефим Михайлович, по прозвищу Ефим-Петушок, однажды приходит ко мне и говорит радостно:
— Братишка Миронушка! Бери скорей ружье! Медведь объявился.
Я и на самом деле, рванулся к стене, где на вешалке висела централка.
— Где? Как? — второпях расспрашиваю его. — Рассказывай, — говорю, — по порядку.