Где-то рядом в одном из соседних домов истошно надрывался младенец, которого волки интересовали в последнюю очередь. Доказывал, что жизнь шла своим чередом, не стоит отвлекаться по мелочам. Наверное, мать была слишком занята, чтобы хотя бы закрыть окно. Одна из тех, кто мечтал доходить брюхатой до праздника, а вместо этого получил слишком ранний подарок.
Но были и другие звуки. Едва различимое шуршание опавших листьев под мощными лапами, тяжёлое сопение, посвистывание, с которым втягивается в широкий нос воздух. Я не могла сказать, слышала ли их на самом деле, или мозг играл со мной в жестокие игры, поддался самообману и волне панических мыслей, с удивительным упорством уверял меня, что за окном поджидает монстр, который пришёл только за мной. Пристрой показался мне хилым и ненадёжным.
Я попятилась к лежанке, чуть не шлёпнулась на неё, бесшумными, крадущимися шагами обошла, и так же медленно двинулась к двери. Показалось, что пролетела целая жизнь, пока я наконец заперла замок, а потом прислонилась спиной к стене и сползла по ней вниз, усевшись на ледяном полу.
Там я просидела до самого рассвета, вслушивалась в обычные ночные звуки, которые наполняли снова заснувший город. Всё ждала и ждала ответа на волчий зов.
Хозяин склонился над прилавком и скрупулёзно пересчитывал монеты. Развернулся, стоило мне появиться в лавке, видимо, ждал кого-то. Судя по выражению лица — не меня. В другой день я бы не упустила случая поинтересоваться, сильно ли у него болит после вчерашнего голова, но новость, которую мне преподнёс Монти, отбила всю охоту не только развлекаться, но и вообще — вести себя хоть сколько-нибудь вежливо. Я знала, что это несправедливо, брат хотел мне добра, а Беон проявил невиданную щедрость, когда согласился на такое невыгодное предложение. Реши он жениться, к нему выстроилась бы очередь из зажиточных вдов, которые были бы не прочь завладеть единственной в Хюрбене мясной лавкой. Ещё неизвестно кто получил бы больше выгоды.
— Фрея, — констатировал он и задумался, как будто «радость» встречи выбила из головы все оставшиеся мысли. Я терпеливо стояла, рассматривала его раскрасневшееся лицо. Беон был раза в два старше меня, но выглядел моложаво, почти подтянуто, если бы не предавало пивное брюшко, которое только в прошлом году начало скромно выпирать над поясом. Полуседые волосы скорее украшали, чем портили, на сильных руках проступали мускулы, накачанные бесконечной работой с топором да лопатой. — Там мясо на продажу принесли, сходи проверь.
— Кто? — Я бросила шаль на лавку и потёрла холодные ладошки друг о дружку, мысленно прикинула, кто мог в такой день заявиться, но вспомнить не могла. Сегодня никого не ждали.
— От плотника ребятишки принесли, с южного края. Попросили перепродать.
«Ребятишки» жили в паре домов от меня. Плотника я знала в лицо, но никак не могла запомнить имя, поэтому регулярно краснела, когда приходилось здороваться с ним при встрече. Не то чтобы для этого так сильно требовалось имя, но мне при одном взгляде уже становилось стыдно, что я опять не помнила его. Странным же было другое, ни плотник, ни его ребятишки в число наших поставщиков отродясь не входили.
Обычно мы чужого мяса не покупали, резали то, что хозяин разводил, да иногда от знакомых забирали. Хотя другие жители продавать и не стремились: живность своя, кому зарезать — есть, таким наши услуги не требовались, как и заготовки впрок. Брать мясо у незнакомых было совсем уж опасно, они ведь честно не признаются, от чего скотинка-то полегла. А вдруг больная, просто сверху не видно. Потравятся в городе, а пальцем на нас покажут, в лавке, мол, подсунули.
— А взяли-то зачем? — возмутилась я.
В голове мелькнула непрошеная мысль, что раз меня уже за спиной сосватали, то можно было бы к нему и на ты начать обращаться, как к равному. Впрочем, я очень сомневалась, что он оценит, тем более если свалится на него такая перемена без предупреждения. Может оно всё и неплохо сложилось. Хозяйкой лавки стану, уважаемым человеком. Вон как командовать научилась…
— Сказали, что для праздничного ужина зарубили, потом что-то там с роднёй не поделили, да так знатно грызлись, что ужин сам собой отменился. Теперь, мол, девать некуда, столько не съедят. Принесли продать. Жалко мне их стало, вид был такой, будто отец назад не примет, если с тушками вернутся.
— Ну так а я чего теперь проверю? — удивилась я. — Смотрели же, когда брали.
— Смотрел, — буркнул он, и я поняла, что голова у него прямо сейчас болела знатненько, просто признаваться в этом бабе, особенно мне, он совершенно не желал, я же потом припомню пару раз, как говорится, для профилактики. Ещё и комната небось перед глазами-то расплывается?
Потому и взял чужой товар так легко под свою ответственность, в другой день послал бы самим продавать. Мало ли чем им то мясо не угодило, а у нас — репутация. Ишь какой жалостливый стал.
— Нюх у тебя хороший, — добавил он и снова начал пересчитывать монеты. Сначала.
Делать теперь было нечего, назад не всучишь, а заплатили за услугу похоже прилично. Значит на мясе больше заработают. Сколько же там его?
Я многозначительно хмыкнула, украдкой проследила, с каким старанием хозяин проигнорировал звук, и пошла проверять. Спустилась в погреб, осмотрела сваленные на низкие подставки туши — две свиньи и козлёнок. Выглядели они отлично, несмотря на свою незавидную участь, пахли свежим мясом и кровью, даже не тухлятиной. Я попыталась перевернуть их, чтобы посмотреть с другой стороны, но смогла лишь чуть-чуть приподнять одну тушку. Надрываться не стала, посчитала свой долг исполненным. Эх, жаль какой ужин у кого-то пропал, пригласили бы меня, я бы там враз всех помирила, только ради того, чтобы посмотреть, как эти тушки вертятся над огнём.
— Мясо как мясо, — доложила я, выбралась из погреба и захлопнула за собой дверцу. Хозяин с облегчением вздохнул, сгрёб деньги в карман и ушёл расплачиваться с «ребятишками».
— Может не надо заранее-то? — крикнула я ему вслед. — Продадим, потом рассчитаетесь?
Но он меня не слышал. Слишком он иногда честный, подумала я и недовольно поджала губы. Вернулась с прогулки чёрно-белая кошка, забралась на стол и разлеглась возле чайника. Глухо мяукнула, словно приглашала обратить на неё внимание.
— Попьём? — спросила я, и она подмигнула мне круглым зелёным глазом. Таким же зелёным, как у приезжего чужака.
День тянулся медленно, хозяин возвращаться не спешил, небось где-то залечивал раны на своей гордости. Пару свиней быстро забрал трактирщик, который снова рассчитывал на вечерний ажиотаж — жители соберутся обсудить волков. Я и сама подумывала, что неплохо было бы заглянуть и послушать. Тушку козлёнка забрала какая-то баба, малознакомая, хотя встречать я её точно встречала, значит, с северного конца города. Она долго и нагло торговалась, пока не выпросила весомую скидку. Избавиться от него требовалось побыстрее, а то пропадёт, поэтому спорила я чисто из принципа, а после её ухода выдохнула с облегчением — теперь всё в лавке было правильно, то есть так же, как и всегда.
Облегчение не продлилось долго.
Вернулась баба через час, в сопровождении грустного мясника, которого повстречала на улице к вящей неудаче последнего — судя по оживлённым крикам, возмущалась она давно, всю дорогу, и успела хорошенько войти в раж.
— Вот она, она мне его продала, — принялась она тыкать в меня пальцем с порога. — Вы не знаете? Да вы только посмотрите на эту наглую рожу, ей же совсем, ну ни капельки не стыдно! Посмотрите, какая довольная! А ну, возвращай деньги.
Я постаралась не дать своей наглой роже превратиться в удивлённую, тем более в напуганную, сложила на груди руки и посмотрела на хозяина. Он пожал плечами, болезненно скривился, головная боль плохо сочеталась с криками. Следом за ними молодой парнишка втащил знакомую мне тушку козлёнка и бросил на прилавок.
— Отравить меня хотела? Это она специально, я всё вижу!