— Отдай, — буркнул хозяин, а пока обходил вокруг меня, шёпотом добавил, — это жена Эба. Хуже будет.
Меня мгновенно заполнила жалость к несчастному сутулому ворчуну, у которого напрочь отсутствовало доверие к женскому полу.
Баба не унималась, даже когда получила назад деньги. Она проворно копалась в складках пышной юбки в поисках потайного кармана, но увы, не отвлекалась настолько, чтобы хоть на секунду заткнуться, повторяла одни и те же обвинения по кругу.
— Да зачем мне вас травить? — не выдержала я, хотя помолчать, пока она не уйдёт, было бы решением получше. — Чем?
Она прищурилась, рот растянулся в противной сладкой улыбке, словно она только что поймала меня на краже.
— Ты мне мясо порченное продала? Продала! Ещё и вон как забрать-то уговаривала, аж цену вполовину сбросила, — она зыркнула на мясника, проверила его реакцию. Поверил ли?
— Конечно, так уговаривала, что чуть лавку не разорила, — огрызнулась я. Всё равно уже влипла с этой бабой по полной. Такая запросто ославит на весь Хюрбен, если её вовремя не заткнуть.
— Ах ты ж подлая девка…, — разразилась баба порцией незаслуженных проклятий.
Я развернулась к прилавку. Хозяин осматривал козлёнка с таким видом, словно не существовало в мире ничего важнее этого занятия и ничто не могло отвлечь от него. Я начала подозревать, что он просто заснул на тушкой, даже глаза закрыть не потрудился.
Мясо и правда было порченым, но совсем не так, как я ожидала. По одному боку козлёнка тянулись драные раны от крупных когтей, на рёбрах не хватало клочка шерсти с кожей, сюда пришёлся укус.
— Посмотрите, какая погань! — оживилась баба, едва заметила, что тушку перевернули. — Кто его грыз, а? Кто слюни туда ядовитые пускал, а? Чай не зарублен ваш козёл, а загрызен. Отравить хотите? Бешенством заразить? Со свету сжить?
Бешенством заражать тебя уже поздновато, уныло подумала я. Вот поэтому мы чужое мясо и не берём. Признаваться в том, что я вообще не видела этой раны, было категорически нельзя. В другой ситуации я бы разоралась, что они подрали его после того, как купили, и пусть доказывают, что это не так. Но утром я действительно не проверила тушки снизу.
— Не собиралась я вас травить! — театрально приложила руки к груди и попыталась натянуть на лицо очень обиженное выражение. — Какие же это слюни? Кто его грыз? Никто его не грыз! Вилами задели случайно! Вот и пришлось зарубить, чтоб не мучился! Вон, в полосках земля видна, с зубьев попала. Вы б помыли и радовались, что так дёшево взяли, а не придумывали.
Последнее предложение я сказала зря. Баба шумно набрала в грудь воздух и приготовилась давать отпор, но тут хозяин прокашлялся, махнул на нас рукой и молча ушёл в дом. Видимо, понадеялся, что обвинения обойдут его стороной, пока она тратила их исключительно на меня. Без зрителей запал у неё резко поубавился, она подошла к тушке, прищурилась и брезгливо осмотрела её. Старательно делала вид, что минуту назад так и собиралась поступить, а вовсе не закатывать очередную драму.
— Всё равно не возьму.
Эх, не быть мне хозяйкой мясной лавки.
Я кое-как выпроводила бабу вон, в процессе ещё минимум дважды честно поклялась, что не собиралась травить лично её, да и никого другого тоже, и заперла дверь. Хватит на сегодня покупателей. Через десять минут она вернулась, потопталась под дверью, побубнила, но так никого и не дождалась. Видимо, по дороге домой вспомнила новое оскорбление, которое никак не могла оставить при себе.
Наконец-то наступила тишина.
Мы с кошкой как раз допивали чай, когда из дома через лавку прошмыгнул Арни, который явно намеревался побыстрее скрыться, но не ожидал подвоха в виде замка на двери. Повозился с ним, пока мы обе делали вид, что не замечаем его присутствия, и сбежал.
Обнимая чашку, я выглянула в окно. Моросящий дождик, который надоедал с самого утра, прошёл, по земле клубился не слишком густой туман. На дороге Арни не появился, пришлось присмотреться, чтобы заметить, как он прокрался вдоль соседнего дома.
Куда это тебя понесло, балбес? Так у меня скоро слежка в дурную привычку войдёт.
Я поставила чашку, схватила шаль и поспешила за ним.
Глава 6
В разведку с Арни я бы не пошла, шпион из него получился бы дерьмовый, это ещё если вежливо выражаться. Своей странной конспирацией, которая и состояла только в том, что его, как пьяного, то и дело прижимало к стенам, он привлекал даже больше внимания, чем если бы просто шёл по своим делам. На самом деле ему жутко повезло, что он не натолкнулся на какую-нибудь сердобольную дамочку, которая кинулась бы выяснять, что не так с ребёнком, кто его обидел и куда помочь дойти. Такая не отстанет, пока не передаст прямо в руки папочке. У меня и самой пальцы чесались поймать и проверить, не нахлебался ли он сдуру остатков отцовского пива, от которого его на подвиги и понесло.
В городе было мрачно и уныло. Начинало темнеть, улицы пустели, жители разбредались по домам или питейным заведениям, молчали с ночи напуганные собаки, пахло болотом и подгоревшим пловом.
Моё внимание Арни привлёк не побегом, иначе я давно вернулась бы в лавку. Леший с ним, пусть проваливает, я ему пока не мамочка, чтобы ловить и возвращать на место. Нет, заинтересовало то, как забавно он прижимал левый локоть к боку, где под одеждой был спрятан небольшой предмет. Сам по себе тот даже не выпирал, можно было бы и не заметить, но бедный Арни слишком сильно перекосился, стараясь его скрыть. Я очень сомневалась, что взял его несносный мальчишка с дозволения отца, и заранее знала, чем закончится эта выходка. Как только мясник обнаружит пропажу и прижмёт сынка к стенке, тот начнёт юлить и обвинять меня, больше-то в доме некого, а мне на сегодня скандалов хватило. В такие моменты, когда Арни начинал публично выкручиваться, я пыталась понять по лицу мясника, верит он ему или остальным. Или мне. Так и не удалось разобраться. Лицо его при этом выдавало слишком мало эмоций, несмотря на то что в другие моменты он обладал довольно живой мимикой. И меня посещало неприятное чувство на грани между страхом и праведным возмущением от того, что находишься в нескольких мгновениях от несправедливо влепленного клейма и ничего не можешь с этим поделать. Беспомощность я ненавидела больше всего.
Пока мы брели по улице, совсем стемнело, так быстро, что я удивилась. Обычно в это время года вечером на улице было светло, на окна выставляли свечи, некоторые жители подвешивали лампы на дома и вдоль заборов. А уж праздники тем более полагалось встречать ярко. Сегодня туман, как бесплотный монстр, душил источники света, превращал их в меркнущие точки, которые не могли побороть надвигавшуюся темноту, она накрывала город, казалась живой и ощутимой: в центре на улице меньше, за домами — плотнее.
Я поёжилась, укуталась в шаль. Медленно мы миновали с десяток домов. Арни ни разу не обернулся, чтобы проверить, что творилось позади него, а я глядела на это безобразие и думала, не дать ли ему пару уроков по скрытному перемещению и проверке «хвоста». Конечно, закончится это тем, что виновата буду я, неважно как он приложит свои новые умения. Но для разнообразия, обвинение действительно окажется правдивым, а для мальчишки когда-нибудь выйдет прок.
Я хмыкнула себе под нос. Мне не доставало приключений, раньше мы с братом всегда что-нибудь затевали. Раньше, до дома, до Альбы, до болезни, до всего. Если бы мне дали шанс вернуться назад, я… нет, не сделала бы лучше и правильнее, просто затевала бы ещё больше веселья. Мне казалось, что с последними осенними листьями пропадает, «опадает» и моя прошлая жизнь. Следующей весной всё станет совсем по-другому. Хюрбен будет стоять на месте, жители — заниматься привычными делами, земля — просыпаться ото сна. Никто не заметит потери, только я соберу подснежников в старую вазу и выставлю на окно.
Арни завернул в узкий переулок между домами, чем резко выдернул меня из гадких мыслей. Я уже почти забыла, зачем вообще брела по улице, просто держалась взглядом за его спину, словно рукой за привязь, пока она не пропала. К тому же во мне всё больше разрасталось любопытство — куда мальчишку понесло? Если бы Арни хотел уйти в поля или в лес, то вряд ли выбрал бы поворот так далеко от лавки, мог и за неё завернуть. По крайней мере, сама я бы так и сделала. Больше за домами ничего не было, значит его цель лежала в самом переулке.