«Ярина, — позвала тихо, — подними со земли сырой, отнеси к западной границе леса, да не погребай, там оставь».
«Земле полезнее будет» — не согласилась чаща моя вторая.
«Их есть кому оплакать, — не согласилась я с ней. — Исполняй, что велено».
И тихо побрела дальше, не глядя на тех неживых, что рычали и ярились, бросаясь на ограду, за которой чуяли кровь мою, но касаясь клюкой каждого из тех, что обрел покой. Их оказалось больше. Намного больше, тех, кто был злобой отравлен. Говоря откровенно, ведуньи четыре пятых армии своей утратили, и теперь бесились, как могут беситься от ярости только ведуньи. А я искренне поразилась силе, которой обладают маги — заклинание, пусть и переведенное на язык простой, язык черни, оказалось неимоверно действенным. Очень действенным. Действенным до такой степени, что страшно становилось где-то там, в глубине сердца — опасны маги. Это ж если я, ведунья лесная, используя одно заклинание результата такого добилась, на что ж тогда способным маги? А архимаги? Думать о том не хотелось, но я шла, каждого упокоенного касаясь, и все равно невольно думала.
Проще ведь было о таком думать, чем о тех, кого лес сейчас по воле моей поглощал. А я хоронила их, невольно воспоминания ловя… Вот женщина, вдова, что за дровами в лес отправилась, а дома дети малые ждали и… не дождались. И замерла я над мертвою, жалость-боль сердце сдавили, и протянула я над ней руку правую, клюку все так же левой держала, да и увидела, то, что лишь ведьма увидать может — как дольше всех ждала мать дочка старшая. Как растила сестер и братьев, не доедая, не досыпая, как трудилась от зари до зари, как всем жизнь устроила, и в отчем доме осталась одна-одинешенька, ради других жившая, свою молодость, красоту, силу родным подарившая. И вроде призраком стою бестелесным, и вроде ведунья я, а скатились по щекам слезы горькие… и от ладони моей, от каждого из пальцев заструилась сила, неприметным цветком-ромашкой оборачиваясь, да понесся тот цветок через яр Гиблый, скверны избегая, степь перелетая. И деревеньку полупустую заброшенную пролетел, в дом, кособокий от времени влетел, да на грудь женщины спящей упал. И спала она женщиной в годах, а проснулась девой юною с криком «Мама!». Прости, девочка, мать я тебе не верну, а вот молодость и красоту ведьме, что свою весну утратила, вернуть хорошему человеку не сложно. Так что будет у тебя все — и муж добрый-ласковый, и дети счастливые да здоровые, и радость, что на двоих с любимым разделишь. «Цветок береги этот, доченька, да ступай в Выборг-град, не оглядываясь, там судьбу свою найдешь». И улыбнулась нежить у ног моих, да и рассыпалась не прахом зловонным, а травой-муравой зеленой, как луга по весне, видать от дела доброго просыпаться он начал, яр, что некогда звался Светлым.
Улыбнулась грустно я, последнюю дань перешедшей за грань отдавая, да к следующему упокоенному умертвию шагнула. Этот бандитом-разбойником при жизни был, душегубством брезговал, но калечил да глумился нередко, вот только от чего покой искал? Я на беснующуюся нежить посмотрела — там, среди них, воров да грабителей полно было, и покоя они не жаждали — крови он хотели, а этот от чего-то не хотел. Странно то, непонятно. На колено опустилась, ко лбу его ладонью призрачной прикоснулась да и застыла, потрясенная. Не был он ни грабителем, ни разбойником! Он стражем был. Да в банду разбойничью, что собиралась на дело желая «куш великий сорвать» затесался, стараясь своим казаться. И с «сотоварищами» вместе в Гиблый яр и двинулся, а вот заради чего не знал, не ведал. И что еще странно — ни семьи его, не прошлого я не увидела, лишь кабинет темный, свечи, что света не давали, да им же сказанное «Понял, все понял, лорд Агнехран». Так выходит и это архимага моего человек?
«Ярина, и его к магам перенеси», — попросила я.
Чаща не упорствовала.
Зато упорствовать решились ведуньи!
Одна кинулась гнилью изводить уносимого мертвого, другая Ярине попыталась дорогу заступить, третья круг на земле чертила, меня вычислить попытавшись. Отбросила их, всех троих, одну за другой — в моей руке клюка Гиблого яра была, на моей стороне стало быть и сила. Да на их стороне численность, от того в бой вступать не стала, себя выдать опасаясь. Оно ж как — я может и сильней, но не в каждом бою сила побеждает, далеко не в каждом, а у ведуний этих опыта вдесятеро поболее моего было.
Пришлось на ходу выдумывать.