— Аспид, лешенька, аспид, — согласилась я. — А теперича ко мне ближе подойди.
Видеть его не видела, только слышала как на колено опустился, затрещала кора дубовая, и держа одной рукой клюку, вторую протянула, леший сам ладонь мою на щеке своей разместил, да сам со мной в видение и провалился. И смотрели оба мы на то, как чернеет земля, порчею страшною на лес распространяясь, как над рассыпающейся прахом травой туман темный клубится, как искажает-ломает деревья проклятие страшное, как покрывается земля трещинами…
— Аспид же! — прорычал лешенька.
— Аспид, — согласилась я, — да только к росту его приглядись, лешенька, и возраст определить постарайся. И… говорит он что-то. А что?
Я клюку сжала крепче, пытаясь уловить звук черно-угольных губ, пытаясь расслышать его сквозь безмолвие зелени леса, превращавшейся в пепел, сквозь затихнувший ветер, сквозь треск высыхающей земли. И расслышала. Едва-едва, но расслышала. Как с трудом, с превеликим трудом, произнес хрупкий, скорее подросток, нежели мужчина, еще тонкокостный аспид. А произнес он: «Покойся с миром, прабабушка».
И распахнула глаза я удивленно, на меня с не меньшим удивлением леший посмотрел, и оба мы на клюку.
— Это наш упырь! — прошипел лешенька. Да тут же исправился: — Аспид в смысле.
— Не уверена, — ответила медленно.
— От чего-ж не уверена? — не говорил леший — рычал разгневанно.
В глаза его взглянула, руку обратно на щеку вернула, да и передала свое воспоминание, то что мне Ярина поведала, в ночь когда Агнехрана-мага спасать пришлось. И увидел лешенька как сгубили-уничтожили ведунью старую, что в знак Ходоков вступила по незнанию, да как сожгла себя она, лес спасти пытаясь, да как скверна от нее черными чернилами расплылась, лес отравляя.
Подумал леший, на стул возле меня сел, сгорбился. И высказал растеряно:
— Да, дела. А что дальше было, того Ярина не видела?
— Не видела, — подтвердила я. — Она с напастью справиться пыталась, от того и не помнит. Но что точно могу сказать — было что-то дальше. А что точно, я не ведаю. Да только ведунья Гиблого яра погибла в центре леса своего, а клюка ее оказалась на самой опушке.
— Как оказалась, то уж мы с тобой знаем, — сказал леший.
Узнали, да, с этим не поспоришь.
— А аспид наш, это я точно тебе сказать могу. Сама посуди — глаза у него синие, но не в этом суть, а в ином — порядки он наши знает, по лесу Заповедному ходит-перемещается как у себя дома, а самое главное — он от тебя, ведунья лесная, ребеночка хочет, а значит точно ведает — такие как ты таких как он родить могут-то.
И с этим не поспоришь, так если подумать. Да только:
— Иные они, это я тебе как ведьма сказать могу. Эмоционально разные. Тот что на опушке леса клюку положил, в том боль была, да…
Да и замолчала я.
От того замолчала, что вспомнила разговор свой с аспидом.
« Главный алхимический закон — чтобы что-то получить, следует отдать равноценное. Что отдал ты?»
«Жену. То единственное, чего было не жалко».
И опустилась рука моя, а в сердце закралась мысль страшная — прав леший. Прав. Эмоционально то аспиды для меня, ведьмы, разные, но коли тому что подростком на краю опушки стоял выпало бы сына потерять и жену самолично убить, эмоционально поменялся бы он, изменился, и тогда…
— Может, ты и прав, — прошептала я.
Кивнул лешенька, да только безрадостно — нечему было радоваться.
— Как узнал-то? — спросила по поводу воспоминания этого.
Пожал леший плечами могучими, да и ответил:
— Леся аспида не нашла, Ярина аспида не нашла, я одну клюку взял, опосля за вторую взялся, вот вторая и… показала.
Посидели молча. Да и что сказать-то? Ведунью Гиблого яра было жаль. Клюку ее жаль. Правнука вот тоже жалко очень, а что тут сделаешь?
— С Агнехраном говорила? — спросил леший, кивнув на блюдце перевернутое.
— С ним, — указала на бумагу с записями, — заклинание спросила, да совета.
— Дал, совет-то? — враждебно лешенька поинтересовался.
— Дал. Много чего дал, многое объяснил, о многом задуматься заставил. Аспида бы мне.
И тут как по заказу — распахнулась дверь многострадальная, да так что чуть с петель не рухнула, и рухнула бы, да только подхватил ее Аедан, поглядел на порчу моего имущества сконфуженно, и мне сказал:
— Сейчас исправлю.
И засияли два круга алхимических там, где петли были, железо ржавенькое расплавили, да тут же и заковали, и стали петлицы новехонькими, словно только бы от кузнеца забрала. Одного только аспид не учел — когда кует кузнец, он же не прямо на дереве-то железо расплавляет.