Дверь захлопнулась, прикрывая обнаженный магический тыл.
Затем раздался рев. Для начала мага, под конец быка… Причем именно бык ревел обиженно и оскорблено…
— Да чего ж это деется?! — не выдержала я. — Да чего ж он со скотиной то беззащитной творит, бесстыдник!
Скотина оказалась далеко не беззащитной и в следующее мгновение мага вынесло из номера гостиничного вместе с окном. Маг, смущаясь присутствия многочисленных зрителей, в полете попытался одеться и одел — столб, дерево, окно на котором летел, и кузнеца Ивана, со всеми оторопело наблюдая за действом. А себя маг так облачить и не смог — видать летел слишком быстро, так что наземь упал в чем мать родила, на потеху мужикам и к смущению женской половины Веснянок.
А потом, прямо со второго этажа, на землю спрыгнул оскорбленный бык, который копал землю копытом, пускал пар ноздрями и пригнул рогатую голову, демонстративно намекая, что он этого так не оставит, и вообще очень даже лежачих бьет… Магу пришлось улепетывать обнаженным, одаривая на ходу одеянием всех, кроме себя — столбы в Веснянках еще никогда не были такими нарядными.
Когда парочка «орущий маг и требующий справедливости бык» исчезла за поворотом, Славастена вернула изображение, вновь продемонстрировав себя, и вопросительно вскинула бровь.
— Ну… — промямлила я, — так получилось.
— Да неужели? — издевательски переспросила ведьма.
— Я же не виновата, что бык обидчивый попался, — попыталась оправдаться хоть как-то.
— А кто поверит тебе, ведунья? — и теперь не только издевка в голосе ее была, но и угроза.
Практически угроза.
Чуть не сглотнула нервно, сама не знаю, как удержалась.
— Сделаем так, Весенка, — голос Славастены сладок стал как мед, — я тебя прикрою, и от совета, и от магов, от тебя лишь одного прошу — не сегодня-завтра по твоей территории обоз с невольниками пройдет — пропустишь. Пропустишь и Саврану слова не скажешь!
Так значит, да?
Очень медленно подняла руку, да и сделала то, о чем давно мечтала — показала фигу бывшей наставнице. Внушительную такую фигу.
И глаза Славастены вспыхнули зеленым огнем.
— Пожалеешь ведь, — прошипела она.
— Так уже, жалею-то, — едко ответила я.
— Я тебя дуру, пожалела тогда! — прошипела стремительно стареющая ведьма.
— Ну так а я не поумнела, не видно что ли? — нагло спросила в ответ.
И остановила бег наливного яблочка, прерывая связь.
Посидела, сама не заметила, как задумчиво яблоко сгрызла, на сутки, не меньше, отрезая себя от всего мира. Может и к лучшему… Потому что не поумнела, нет. И тогда мимо несправедливости не прошла, и сейчас вот в нее же вляпалась да так, что выберусь или нет неясно.
Из печи высунулся домовой, посмотрел на меня, догрызающую черенок от яблока укоризненно, покачал головой и сказал:
— Ничему тебя жизнь не учит.
Даже отвечать не стала.
Поднялась, плащ на плечи накинула, капюшон на голову, иллюзию на лицо и руки, захватила клюку с артефактом раба подчиняющим и вышла на двор.
Охраняб мой ел сидя перед сдвинутым в сторону котлом и горящим огнем костра, в мокрой рубашке, некрепко держа тарелку, но с грацией орудуя ложкой. Меня он не услышал, сидел спиной к избе, да и шла я босая, но почувствовал — замер.
— Не оборачивайся, — приказала, убирая иллюзию.
— Что так? — хрипло спросил.
Объяснять не стала, предупредила только:
— Артефакт подчиняющий при мне.
Понял, сглотнул гулко.
Застыл, напряженно.
Я медленно подошла вплотную, прикоснулась ладонью к рубашке так, чтобы мокрая ткань обрисовала клеймо — едва ли я рискнула бы прикоснуться к нему напрямую. А так, через ткань, провела, касаясь каждой из пяти меток. Три оставили те трое архимагов, что оставались в королевстве последними, раз этот четвертый, а вот две метки… Одну магистр ставил, много сил в нее вложил, почти выгорел, а пятую… того кто ставил пятую, последнюю, усиливая метку магистра, я не смогла определить.
Но стоило мне прикоснуться к ней — мага затрясло.
— Не бойся, вреда не причиню, — тихо сказала я.
— Не боюсь, — с трудом сдерживая ярость, произнес он, — но где твои когти, ведьма?
Я вздрогнула. Мгновенно отняла руку. Помолчала, а воинственно выдала:
— Так подпилила. Мужик же в доме, надо соответствовать.
Он усмехнулся.
А затем как-то очень странно сказал:
— Ты слишком хорошо вымыла котелок, ведьма. Он прямо сияет.
Меня пробрала дрожь. Очень медленно повернув голову, взглянула в сторону котла с похлебкой и увидела свое отражение — растрепанные волосы, виднеющиеся из-под сползшего назад капюшона, лицо девчачье испуганное, глаза широко распахнутые и ужас, который я, к стыду своему не скрыла.