— Хороший человек, — сказала я, расстегивая плащ.
— Даже если он и его народ воруют дерево у вашей границы? — спросил Арлен, отодвигая сумку от Мышелова.
— Это не моя граница. И не так давно сильверы торговали деревом. Мой народ решал, какие деревья валить, и мы садили на их месте новые. Но это прекратилось во время Тихой войны с вашим народом. Наши правители все меньше хотели пускать чужаков в горы, — я пожала плечами и развернула буханку хлеба. — Но Вендер — большая страна, и их проделки не обеспечат весь народ деревом. Если бы у правителей Сильвервуда был разум, они начали бы торговлю. Они хоть смогли бы делать это правильно, — я отломила кусок хлеба. — Это я поняла, проведя среди этих холмов последние пять лет. Поверить не могу, что я так быстро забыла о народе холмов. После пары месяцев на берегу забываешь обычаи других народов.
— Как-то это странно, — Арлен отломил кусок хлеба. — Что значит сдержанность и радость? Свет — не великий пророк, требующий жертв.
— Они видят это немного не так, — сказала я. — Дело в празднике. Так они выказывают почитание. У каждой культуры есть что-то такое. У вас нет особого места, где вы видите Свет? Способа поклоняться ему?
— Нет, — сказал он, сбрасывая ботинки. — А что?
— Есть, Арлен, — тихо сказал Кольм. — На закате, когда свет ударяет по водопадам Частокола. Иначе зачем мы поворачиваемся к скалам в конце каждого дня?
Он пожал плечами.
— Наверное, потому что вид красивый.
Мона расстелила одеяло на сене, мы устроились на нем с баночкой меда в центре.
— Честно говоря, я готова с этим покончить. Я даже не уверена, что Свет существует.
Я удивленно посмотрела на нее.
— Как не существует? А солнце, луна, звезды…
— Я не говорю, что света нет, — она осторожно обмакнула кусочек хлеба в мед. — Просто сложно верить, что есть один Свет, вдохновляющий всех вокруг. Выглядит удобно, что каждая культура видит в этом то, что близко их сердцу.
— Циничная точка зрения.
— Да? Подумай, Мэй. Вера Алькоро в Свет привела их к моей стране. И весь бред с пророчеством и Седьмым королем… один народ в дураках, а другой — рабы. Почему Свет считает кого-то выше других?
— Я не говорю, что все правильно, — сказала я. — Но, думаю, что не почитать свет из-за неправильного понимания нельзя. Это повод искать истинное значение Света.
— Может, так. Может, нет.
— Но подумай… А-а! — Мышелов потерся о мой локоть, пока я открывала флягу. Вода пролилась на мою обувь. — Ненавижу эти виндеранские фляги. Все бы отдала за деревянную горлянку, — я отогнала кота, вьющегося у моих ног пушистой змеей. — Кыш, уходи!
Мона ухмыльнулась.
— Не любишь котов?
— Коты должны быть на воле, — сказала я, убирая руку, когда он выгнул спину, чтобы потереться о мою ладонь. — Как и другие звери.
— У твоего народа нет скота? — спросил Арлен, протягивая пальцы к носу кота.
— Есть немного. Индейки, пчелы, рябчики, перепела, кабаны. Но почти все семьи при этом охотятся. У нас же нет берега для овец или коз.
— Но вы не торгуете, — Мона покачала головой. — Такой странный народ. Закрытый.
— Знаешь, что? Зато нас никто не захватил.
Ее лицо стало мрачнее бури.
— Не смей так со мной говорить. Ты не имеешь права.
— У меня прав не меньше, чем у тебя. Я не твоя подданная, Мона. Так что не относись ко мне так.
Она посмотрела на меня свысока.
— О, Мэй, я так и не делала.
Я яростно оторвала корочку хлеба, свернула спальный мешок и ушла в другое стойло, не хотелось находиться в ее обществе больше, чем необходимо. Амбар стонал от ветра. Снаружи кудрявые овцы собрались под навесом, стряхивали воду с ушей. Я развернула спальный мешок и легла, слушала, как дождь хлещет по стене амбара. Так было, пока глупый кот не устроился комком у моего плеча, заглушив все звуки своим урчанием.
* * *
Я проснулась от вопля петуха утром. Мышелов ушел ночью, но оставил на моем плече слой серой шерсти. Я села, отряхиваясь. Арлен еще храпел, и я тихо пробралась мимо их стойла, вышла из амбара, чтобы умыться в ручье.
Я была удивлена тому, что проснулась не первой. Мона была у ручья с Хелли. Ее золотые волосы висели мокрыми на спине, она держала контейнер, куда Хелли загружала склянки молока. Хелли говорила с ней, Мона хмурилась. Я подошла, и она кашлянула, взглянув в мою сторону, перебивая женщину.
— Благодарю, Хелли, — Мона отдала ей контейнер. Хелли поставила его в судок в ручье, поприветствовала меня и пошла к дому, вытирая о фартук бутылку молока.
— Что это было? — спросила я.
— О, просто разговор, — она взмахнула рукой. — Она предложила нам завтрак.