Медведь завопил и стукнул Арлена тяжелой лапой, отбрасывая его. Дротики вылетели из его руки, Птах пропал в кустах. Он перекатился на бок, держась за руку.
Кольм был у дальнего края поляны. Мона, застывшая в центре нашего лагеря, побежала к кустам. Медведь помчался за ней. Она кричала.
— Стой, Мона! Не беги!
В темноте я не видела всего, что произошло дальше. Медведь пошатнулся, застыл. Он развернулся полукругом, пошатнулся и рухнул на ковер из хвои с тяжелым стуком. Он хрюкнул пару раз и затих.
В пяти шагах от него стоял Кольм с Птахом в руке. Два новых дротика попали в шею и между глаз медведя.
Повисла густая тишина. Мона выглядывала из-за дерева, прижимая руку к груди. Арлен лежал на боку, держась за руку. Кольм медленно опустил атлатл. А я стояла, сжимая в кулаках плаз, прижимая ладони к голове.
Я посмотрела поверх темной туши медведя на Кольма, неожиданно ощущая предательство.
— Он не должен был умереть! Не нужно было убивать его!
— Он погнался на Моной, — сказал он.
— Потому что она побежала, — я повернулась к ней. — Потому что ты побежала! — я повернулась к Арлену. — А ты ужалил его дротиком!
— Он нападал, — зло сказал Арлен, садясь.
— Это был блеф!
Он убрал ладонь от руки и показал мне.
— Он ранил меня!
— Когда ты ранил его! Великий свет, он вел себя так, как и ожидалось! Ты его спровоцировал и получил ответ, — я указала на Мону. — Ты побежала, и он погнался. Так ведут себя медведи!
— Извиняться не буду, — холодно сказала она, выходя из-за дерева.
Я прошла к Арлену, схватила его за руку и рывком подняла на ноги.
— Ударишь, и я дам сдачи, — яростно сказал он.
Я сунула руку в карман его штанов и вынула горсть яблочной кожуры.
— А я говорила, — процедила я, — что ночью в лесу бывает всякое.
— Я забыл о них, — сказал он. — Я хотел отдать их тебе, когда мы заговорили про больные сосны.
Я развернулась и подошла к медведю. Я потянула за дротик. Он вылез наполовину и застрял.
— Они с зубцами, — сказал Арлен. — Дротики. Их нужно вырезать.
Я бросила в него кожуру, прижала плащ к глазам, хотелось кричать. Земля и небо, этому нас сразу учили как скаутов. Многие, попав в королевскую стражу, уже знали, как вести себя при встрече с медведем. Я думала, что и их этому учили, но они могли хоть послушать меня. Я пару раз резко вдохнула, пытаясь направить гнев в полезное русло. Я медленно убрала плащ от глаз и посмотрела во тьме на Кольма.
— Прости, — тихо сказал он. — Но медведь ранил Арлена и мог ранить Мону.
Я выпустила воздух, что держала в себе. Я все равно злилась на него, не что-то в его прямом и серьезном заявлении заставило меня подавить остатки гнева. Я отмахнулась.
— Это сделано. Но мы не можем оставить в нем дротик. Никто из моего народа не убил бы медведя, чтобы бросить его гнить в лесу. Скауты увидят птиц, что слетятся на падаль, и нам не нужно, чтобы они узнали дротики атлатла.
— Я их вытащу, — сказал Кольм.
— Хорошо. Арлен, сиди там, я принесу аптечку.
Я пошла во тьму к дереву с нашими мешками, и я услышала тихие слова Моны:
— Выстрел был хорошим, Кольм.
Я резко вдохнула, заставила себя идти к дереву, а не взрываться от гнева. Я забралась по стволу, хвоя била меня по лицу в темноте. У веревки я замерла, прижала лоб к липкой шершавой коре. Я вдыхала запах сосны.
Три дня. Три дня в Сильвервуде, а я уже думала, как же мы дойдем до конца, не убив друг друга.
* * *
Раны Арлена были небольшими, но глубокими, и я какое-то время промывала их. Когда я закончила и перевязала его руку, как только могла в темноте, я заставила всех собираться. Они почти не возражали — идти ночью никому не хотелось, но Мона не могла спать рядом с медведем, даже если он был мертвым. Или из-за того, что он был мертвым. Мне было все равно. Мы ушли из соснового бора по горе. Почти через час мы добрались до подходящего участка земли. Конечно, тут, в отличие от бора, были камни, где-то рядом жил скунс. Спали мы плохо.
Шли мы все так же медленно.
Следующие дни мы поднимались по склонам, и на меня тяжелым плащом легло неожиданное одиночество. Мона и Арлен не скрывали своего презрения к горам. Виды и звуки, что были мне старыми друзьями, пугали их, как скрежет сов, разбудивший нас ночью. Через пару дней я возвращалась от ручья с флягами и увидела, как Арлен бьет палкой кусты. Он перебил мои возмущения, заявив, что где-то рядом рысь. Раздалось горловое мяуканье, и он просиял, торжествуя. Я хотела задушить его. Он принял за хищника олененка, прячущегося в кустах, зовущего маму. Я в ярости заставила их перейти в другое место, чтобы лань могла вернуться к своему испуганному ребенку.