Когда они не возмущались, я видела безразличие. Мое сердце потеплело вечером, когда мы остановились в кольце ложного огня, что виднелся на гниющем дереве в темноте. Но Мона и Арлен не были впечатлены, они тыкали плесень ботинками, ворча, что тут нет съедобных грибов, не сияющих в темноте. В результате разговора я снова ушла в сторону, спала в мягком свете, озаряющем лес.
Кольма я понять не могла. Если он и разделял недовольство брата и сестры, я этого не видела. Он старался сохранить мир, добавлял мягкое слово в наши разгоряченные разговоры, чтобы ослабить напряжение. Он помогал мне в мелких делах без просьбы. Он не жаловался. Он смотрел на ложный огонь. Но радость тоже не показывал. Может, он все еще искупал вину за медведя. Я почти хотела, чтобы он дал понять, на чьей он стороне. Но он оставался непоколебимым, как камень. Удивительно, но меня это расстраивало.
За годы изгнания я научилась подавлять тоску по знакомым лицам, голосу, что разделял мой взгляд на лес. Было легко в городах у рек и портов вести себя как еще один чужак, гость, который не может ничего дать. Но здесь, дома, я ощущала одиночество сильнее, чем на восточных холмах. Порой перед тем, как открывать глаза утром, сны возвращали меня в детскую спальню, в бараки, где в окна лились песни птиц. Мое прошлое выбиралось из тумана: форма, завтрак, походы. Но через пару ударов сердца вуаль пропадала, и я лежала на земле в лесу, кутаясь в грубый плащ, с кожаными ботинками, сделанными далеко от дома, и деревья смотрели на меня, сжавшуюся у их стволов, с вопросом на листьях.
Что ты здесь делаешь?
Кольм подошел ко мне в один из вечеров. Я не знала, что меня выдало: частые взгляды на Голый улей, скалу было видно отсюда, или он догадался, что что-то меня беспокоило. В общем, он заговорил со мной:
— Где мы, Мэй?
Я оглянулась на него.
— Где в пути?
— Нет, в горах.
— Мы в перешейке между двумя вершинами. Там гора Пелена, — я указала во мрак. — Вон там — Голый улей.
— Ты оттуда?
— Ох, — это так очевидно? — Да. Я жила в Лампириней семь лет, — я снова посмотрела на Голый улей. — Но да, оттуда моя семья.
— Они еще там?
Я смотрела на гору, черную в темнеющем небе. Если прищуриться, можно было подумать, что видно мерцание фонарей на склонах, озаряющих деревянные хижины во впадинах. Я подумала о своей сестре Сэре, которая куталась в марлю, выкуривая пчел дымом. Мейка — кузнец. Джол, барабанщик, пошел по стопам родителей. И Персэ. Милый Персэ мог сыграть мелодию слаще песен птиц на любом инструменте.
— Надеюсь, — сказала я.
— Ты их видела после изгнания?
Разговор набирал темпы. Я кашлянула.
— Нет. Первый год я приходила к границе леса и жгла большие костры. Тогда большая часть королевских скаутов была моими друзьями, и они приходили проверить, что за дым, и я передавала письма своей семье. Но Вандален узнал и приказал им прекратить это, — я смотрела на гору, щурясь. — Моя сестра была беременна, когда меня изгнали. Я хотела прийти домой на ее роды.
— Они с тобой попрощались?
Я покачала головой.
— Думаю, им сообщили, когда я пересекла границу леса.
— Мне жаль.
Я посмотрела на него, лицо скрывали сумерки. Кто-нибудь из моего народа, темнокожий и темноволосый, уже слился бы с темнотой, но золото его волос еще было видно в тусклом свете.
— Спасибо, — сказала я. Не знала, было ли меня слышно.
Я надеялась, что он услышал.
ГЛАВА 5
Земля вскоре стала резче, ее прерывали глубокие овраги, разрывающие лес. Эти трещины были скрыты кустами, были скользкими, а внизу были заросли рододендрона. Мы едва ползли, приходилось спускаться в эти овраги и подниматься по ним.
— Как же бесит, — сказал Арлен, мы отдыхали на дне очередного оврага перед подъемом по другой стороне. Он, как и все мы, был покрыт грязью от борьбы с рододендронами. — Их нельзя обойти?
— Через многие есть мосты, — сказала я, сверяясь с компасом. — Но использовать их рискованно, нас могут поймать. Так безопаснее. Никто не ходит по оврагам так, как мы, это слишком утомительно.
— Это точно.
Мы добрались до последнего оврага слишком поздно вечером, уже не хватало света дня, чтобы добраться до другой стороны. Мы с неохотой устроились на ночлег на камнях размером с дома, покрытых дюймовым слоем мха. Место было приятным, лучше многих, где мы ночевали с начала нашего подъема. Мы лежали на подушках из мха, передавали друг другу сыр и яблочную кожуру, смотрели, как небо становится розовым и золотым.