— Великий Свет, не знаю…
— Любимый цвет жемчуга?
— Серый.
— Серый?
— Как поверхность озера зимой.
— Мило. Любимая озерная птица?
— Не знаю…
— Любимая рыба?
— Это бред! — она замерла снова, впившись в веревки.
Мне нужно было найти правильную тему.
— Я никогда не видела твою корону, Мона. Расскажи о ней. Думаю, там был жемчуг?
— Двенадцать жемчужин, как на знамени, — хорошо, она снова шла. — Белая, из серебра. А по форме похожа на волны.
Я не очень-то разбиралась.
— И с ней идут украшения?
Она прошла половину пути. Но тут поднялся ветер, и канат закачался под ее ногами. Она вскрикнула, согнула ноги, пытаясь зажать веревки под руками.
Я пыталась придумать подходящую тему.
— Ты сказала, твой народ поет над водой. Когда вы это делаете?
— Во время солнцестояния, в другие праздники… Надводный пир, например. Свадьбы, похороны, — она зажмурилась.
— Встань, Мона. По шагу за раз.
Она выпрямилась и подвинулась вперед, не открывая глаза.
— Один начинает, — сказала она без вопросов. — Они стоят на лодке посреди озера, у них зажжен фонарь. Лодки вокруг них подхватывают песню, когда слышат ее, зажигают при этом фонари, — она шагала, набирая скорость. Глаза все еще были закрыты. — Песня добирается до берегов, пока все острова не озаряет свет, музыка звенит над водой, — ветер налетел снова, она судорожно вдохнула.
— Ты хоть раз начинала песню? — спросила я. — Посреди озера?
— Один раз. На похоронах матери.
Ох. Плохая тема. Я хотела сменить ее, но, к моему удивлению, Мона продолжала:
— Она просила перед смертью не делать этого. Она считала, что лучше не делать то, чего не сделаешь хорошо. «Никто не идеален, но королева должна вести себя идеально», — я вскинула брови, но она не смотрела. — Она не хотела, чтобы я, только став королевой, опозорила себя. Она думала, что я от горя не смогу запеть.
— А ты? — удивленно просила я, забыв, что должна манить ее идти по мосту.
— Конечно, я смогла. Но я знала, что смогу жить по ее девизу. Я знала в тот миг, что почитать ее смогу, действуя идеально в глазах всех, — она двигалась, сосредоточенно хмурясь. — И я так сделала. Я отогнала все, я вела себя так, как она всегда учила меня, и запела. Запела хорошо. Идеально, — ветер раскачивал канат, но теперь она ровно двигалась и не замечала. — Мои родители были старыми, когда я родилась. Годами они пытались родить наследника, и я появилась. А потом Кольм через год, а там — сюрприз! — Арлен. Три ребенка родились внезапно у стареющих правителей. С первого моего вдоха все знали, что я займу трон ребенком. И мама готовила меня. Она дала мне все, что требовалось для правления страной — как себя вести, как править, когда доверять другим, а когда — себе. Она не хотела, чтобы кто-то правил за меня, потому что я слишком наивна, чтобы делать это сама.
Я тихо слушала, потрясенная словами, льющимися из ее рта. Ветер свистел, я не была уверена, слышали ли ее с другого конца Кольм и Арлен.
— Она заставляла меня произносить речи на совете, — продолжала она. Глаза Моны были все еще закрытыми. — Она заставляла меня разбираться с некоторыми делами. Как-то раз один житель спорил с другим, поджег его пристань, и она заставила меня решить, каким будет наказание, она заставила меня зачитать вердикт при нем. Мне еще не было одиннадцати. Она заставляла меня требовать уважения к себе, потому что она знала, что, когда умрет, больше никто это для меня сделать не сможет.
— Мона, — сказала я. — Ты это сделала.
Она вздрогнула и открыла глаза. Она стояла на краю моста, ее ноги были у прочной земли. Мона осторожно сошла с каната, отпустила веревки. Она смотрела мгновение на землю между ног, а потом возмущенно посмотрела на меня.
— Это был низкий прием, — сказала она.
— Но ты же перешла? — Арлен за ней уже забрался на мост. Он сжал веревки так, что побелели костяшки, как его сестра, и пошел вперед шажочками. Я посмотрела на Мону. — Итак. Я теперь немного понимаю, детства у тебя не было, да? Не было времени представлять русалок или драконов, ведь ты была занята написанием законов. Может, потому ты так скептически относишься к Свету. Это слишком похоже на сказку.
— Хватит, — холодно сказала она. — Я сказала слишком много.
Арлен покачивался на мосту, притягивая веревки к поясу.
— От себя, Арлен, — крикнула я. — Отталкивай, — я показала руками. — Не тяни веревки к себе, — я повернулась к ней, склонив голову. — У тебя ведь не было много друзей? Только союзники.