— Уж слишком много стараний, чтобы отметить, что ты смотрел закат, — отметил Арлен. — Особенно с таким путем сюда.
Мона смотрела на письмена, хмурясь. Последний луч солнца вырвался из-за дальних пиков, пронзил водопад красной вспышкой. Мона прошла к воде, вытянула руку, как до этого Кольма, глядя, как свет прыгает на ее ладони.
— Знаете, что сказала мне женщина с холмов утром, когда мы проснулись в ее амбаре? — спросила она.
Мы посмотрели на нее. Мне пришлось напрячь мозг. Наш путь по холмам Виндера был, казалось, годы назад.
— Ты про Хелли? С ягненком на кухне? — я попыталась вспомнить. — Когда она говорила с тобой.
— Ты видела нас у ручья утром, помнишь? Она пришла за молоком, пока я мыла волосы в ручье. И увидела мой кулон, — она прижала ладонь к рубашке и нахмурилась из-за его отсутствия. — Она угадала больше мужа. Наши цвета, наш путь и жемчуг… Она знала, что мы шли к озеру.
— Что она тебе сказала?
— Она сказала, что Свет — больше, чем думают люди. Это не просто полная луна или отражение в водопаде. Он не только в том, как мы его воспринимаем, не только в том, как люди действуют от этого, — она стряхнула капли воды с ладони. — Она сказала не позволять действиям Алькоро лишать меня веры в Свет. Если я это допущу, как она сказала, то я только помогу им захватывать мир. Я позволю им лишить себя еще кое-чего.
— И? — сказала я. — Как ты ответила?
Солнце скользнуло за дальние пики, водопад перестал сиять. Она вытерла руку о штаны.
— Никак. Что я могла сказать? Что я не хотела больше ничего делать со Светом? Что странно, что мы вообще считаем его возвышенным?
— Тяжелый разговор для утра, — сказала я.
— Да, — она подошла к костру и устроилась рядом с ним. — Особенно, когда половина — пустые слова, а другая половина — упрямство.
— Тебя все еще тянет к Свету? — удивленно спросила я.
— Конечно. Я не могу так от него уйти. Поверь, я пыталась, — она пошевелила угли палкой. — Я ходила кругами, пытаясь понять, верю ли я своим ощущениям и мыслям?
Я смотрела на озеро. Первые звезды появлялись на небе. Светлячки. Во мне встрепенулась печаль, эта сияющая тишина была болью для Моны. Наверное, ей было сложно испытывать сомнения тут, ведь во всем она была такой уверенной. Я вздохнула.
— Не знаю, но ответить на это можешь только ты, Мона.
— Нет, ты права. Вряд ли я когда-нибудь перестану сомневаться в этом, — она вздохнула и указала на жарящуюся рыбу. — Не в ближайшее время, и не на голодный желудок. Мы будем есть?
Кольм снял рыбу с огня и раздал нам. Мы сидели в тишине, с удовольствием ели, обжигая пальцы о горячую чешую.
— Доказано, — сказала Мона, — что лучшая еда — та, которую заработал.
— Не знаю, — сказала я. — Я готова есть и то, что дадут без мучений.
— Нам давали еду в темнице, — отметил Кольм.
Я издала смешок.
— Точно, — я вспомнила жареное яйцо. — Редкость.
Арлен вздохнул, вытаскивая из зубов косточку.
— Когда все уляжется, я буду весь день лежать на кровати и есть жареных сейнеров.
— До или после того, как ты завоюешь Сорчу? — спросила я.
Он нахмурился.
— Наверное, после. Или во время.
— А я расчешу волосы, — сказала Мона.
Я фыркнула.
— Это нас так обрадует. Это обидно.
— Конечно. Хотела бы я так скрывать их под птичье гнездо, как ты, — она указала на меня рыбной костью. — А какие у тебя планы, Мэй, если не личная гигиена?
— Я еще не решила, — сказала я, бросая кость с обрыва. — Может, уйду в Матарики и уплыву на юг к Самне.
— Да? — удивилась она.
— В Сильвервуд я вернуться не могу, — сказала я. — Меня тут же повесят, да и друзей там осталось мало. Я напала на скаутов, устроила оползень, убежала с тремя врагами страны из темницы и подняла всю стражу посреди ночи… Никто мне рад не будет.
— А тот, за кого ты собиралась выйти замуж? — спросил Кольм.
— Замуж? — Мона посмотрела на меня. — На тебе хотели жениться?
— Удивлена, Мона?
— Похоже, не так прозвучало, — она чуть покраснела. — Я о том, что ты говорила о любимом только в Поке, но не упоминала помолвку…
— Да, — сказала я. — Потому что это не важно. Я уже говорила, это осталось в прошлом, как и все остальное.
— Он мог покинуть горы и уйти с тобой, — сказал Кольм.
Я издала пустой смешок.
— Нет.
— Нет? Почему?
— Потому что не мог. У него своя жизнь в горах. Работа, люди, что зависят от него.
— Ты не думаешь, что ты могла быть для него важнее? — спросил он.
— Нет.
Тишина стала невыносимой, я посмотрела на него и увидела, что он хмурится. Я взмахнула рукой.