— Я… я не могу… прости, Элламэй.
Я повернулась к Кольму.
— Быстро, — прошептала я. — Отдай Моне кольцо, пока руки не связали.
Он расстегнул цепочку, снял кольцо и передал сестре. Она надела его на левый безымянный палец, фигуры начали появляться из глубин леса. Луки скрипели со всех сторон.
— Протяните руки, — приказала одна из фигур, он был в капюшоне, как и остальные. — На его плече был плетенный серебряный шнур, на его сапогах были два ряда бахромы. Его значки блестели, поражая количеством. — Бросайте оружие.
— Что делать первым, Хоуэл? — спросила я. — Говори точнее.
— Это Элламэй Бражник, сэр, — тихо сказала Джен.
Я видела, как несколько стрел дрогнуло. Один скаут слева выпрямил лук и снял маску, как Джен.
— Держите себя в руках! — рявкнул Хоуэл, скаут поднял лук. Надежда угасала, он всегда был на стороне короля сильнее всех товарищей. Он смотрел на меня и трех спутников. Я ощущала напряжение Моны. — Исправь, если я ошибаюсь, но тебя изгнали пожизненно, так ведь? — спросил Хоуэл.
— Верно.
— Что тогда ты делаешь в обществе чужаков так далеко в горах?
— Мы мимо проходили, Хоуэл, как невинные путники. Если не заметил, Торговая дорога все еще недоступна, так что через горы приходится добираться самим.
— И зачем, — спросил он, глядя на Аластейров, — вам на другую сторону?
— Я помогала тебе подняться до Лесничего, — осторожно сказала я, — но, боюсь, говорить я тебе не собираюсь.
Его лицо дрогнуло под маской.
— Тогда тебе придется рассказать королю и его совету.
— Королю же нет дела до безобидных путников?
Он махнул скаутам.
— Связывайте им руки.
— Сэр, — с отчаянием сказала Джен. — Вы же знаете, что делал совет все эти годы?
— Это не наша проблема. Если мы пропустим их — что, напомню, будет считаться изменой — они могут попасться снова, может всплыть, что они сначала встретились с нами, и мы ничего не сделали. Мне не нужно говорить, что после этого будет с твоим рангом и репутацией, — он щелкнул пальцами в сторону нерешительных скаутов. — Свяжите им руки, стражи, или я доложу на всех королю!
Несколько бросилось вперед, занялось нашими запястьями. Арлен выругался, когда они забрал из его рук атлатл.
— Завязывать им глаза, сэр? — спросил неохотно другой скаут.
Хоуэл замешкался.
— Нет, — сказал он. — В темноте они ничего не увидят. Не будем затягивать.
И я знала, что это была вся свобода, что я получу от бывших коллег.
Мы хотя бы не были мертвы.
Пока что.
* * *
Мы шли ночью. Я была отчасти рада, что мы отдохнули днем, иначе Аластейры не поспевали бы за шагом Хоуэла. Наш путь озаряли светлячки, но теперь их свет только озарял мои ошибки. Я подавляла отчаяние, сжимающее желудок, разум бросался от одной горькой мысли к другой, как птица, что боялась опуститься на ветку. Как я забыла, что Отто тут же узнает виндеранскую флягу? Почему не подумала, что он свяжет это с вторжением народа холмов прошлой ночью? Как я могла опустить позывные стражи в лесу? Что я скажу королю? Его совет узнает Мону и ее братьев? Что они сделают с ними?
Что они сделают со мной?
Дорога была вытоптанной, широкой, но все еще неровной, и я слышала, как мои спутники пару раз спотыкались за мной. Я с тревогой подумала о Кольме, только пришедшем в себя. Другие скауты несли их сумки, так что он хотя бы не тащил дополнительный вес, но это мало успокаивало. На каменном переходе я услышала, как он пошатнулся, кашляя. Я развернулась, зашагав спиной со связанными запястьями вперед.
— Все хорошо, Кольм?
— Хорошо.
— Молчать, — приказал Хоуэл.
Мы шагали до рассвета. Мы двигались дальше на север, миновали пересечения с путями, ведущими вниз по горам. Я подумала о лесном народе в поселениях, те, кто рано вставал, начинали зажигать костры и набирать воду, и я задумалась, рискнула бы хоть одна душа в Сильвервуде, чтобы спасти меня. Я подумала о семье на севере. Я не успею послать им весточку. А друзья в страже? Они будут рисковать рангами и титулами за бывшего товарища, приведшего чужаков на землю, что они защищали?
Лучи света пронзали утренний туман, мы вырвались из леса, увидели над собой гору Голубого призрака, дворец Лампириней был на вершине. Сердце встрепенулось, я была ослабевшей и встревоженной. Витые башни все еще были знакомы, как в день, когда мне завязали глаза и вывели за ворота. Башни и арки были построены в горе, возвышались над деревьями, сверкали в первых лучах. Большой Огнепад еще оставался в тенях на западных склонах, его не было видно за утесом и Частоколом, но шум его падающих вод доносился до нас у подножия.
Но вид долго меня не радовал. Хоуэл поторопил нас в лес на холме, и дворец пропал за листвой, отчаяние затопило меня. Это был не мой дом. Не мое укрытие. Это больше не было безопасным местом. Там были опасность, отчаяние и поражение. Я сжала кулаки за спиной, ненавидя то, что место, что радовало меня, теперь вызывало лишь страх.
Люди занимались утренними делами в поселении, окружающем стены дворца. Запах дыма и пекущихся лепешек разносился по округе, смешанный с едким дымом печи кузнеца. Я невольно озиралась, пока мы шли, тихо отмечала, что осталось прежним, а что изменилось, пока меня не было. Мастерские стульев и метел, изделий из кожи и кузница. Мельница и пресс для сидра. Утренний шум заглушал стон водяного колеса, от движений которого работала мельница. Мастерскую луков, вроде, обновили, и творец серебра расширила магазин, но таверна не изменилась. Смех детей доносился до нас. Девочка сидела с деревянной игрушкой, заставляла ее танцевать, и все смеялись. Они перестали играть и смотрели, как мы проходили, кукла выглядела как повешенный человек.
Я старалась не видеть в этом зловещий знак.
Когда мы добрались до резных деревянных врат, я удивленно отметила, что узор на них не изменился. Обычно, когда новый король получал корону, старые врата снимали, и новые вырезали с заказанным символом. Но двери передо мной были с орлом Вандалена, раскинувшим крылья над горами, его когти, казалось, хотели вырвать деревья. Я не успела обдумать это, потому что врата распахнулись со стоном, впуская нас во двор.
Мы миновали огромный двор, место ежегодных пиров и веселья людей Сильвервуда у огромного дуба, древнего, как сама страна. Во время летних пиров музыканты сидели на ветвях дерева, окруженные синхронизирующими светлячками, а внизу танцевали остальные. Но теперь во дворе стояла тишина, нарушаемая лишь спешными шагами. Хоуэл повел нас по лестнице к дверям замка, кивнул дворцовым стражам у ворот. Они опешили, когда я прошла мимо них.
— Элламэй…?
Но через миг мы были в арочном коридоре, утреннее солнце озаряло моль, летающую в воздухе. Я ощущала разные эмоции. Этот дворец. Мой дом. Моя тюрьма. Моя победа.
Мое поражение.
Хоуэл не сразу повел нас в тронный зал, он использовал боковой проход. Мы шли в комнату совета. Я подавила волну страха, кашлянула, нарушая долгую тишину.
— Советники те же? — спросила я. — Никто из них, не знаю, не умер от едкости за последние пять лет?
Хоуэл ускорил шаги, словно хотел убежать от моих слов.
— Нет, — тихо сказала Джен сзади. — Совет тот же, Элламэй.
— Геллебор и Блэкторн?
— Там.
Блин.
В окна дворца влетал весенний ветерок, солнце сияло на отполированном дереве в коридорах. Изящные фонари из кованого железа висели под потолком, перемежаясь с люстрами из серебра. Знамя страны, серебряное дерево на зеленом поле, виднелось всюду. В Светлые годы корни дерева украшали голубые жемчужины, представляя призраков, но Люмен и Сильвервуд рассорились, и жемчуг поставлять перестали. Теперь жемчуг остался только на знамени в тронном зале. Остальные украшали голубые нити.
Дверь комнаты совета навевала воспоминания, от которых все сжималось. Хоуэл выстроил нас в коридоре у комнаты и ушел сообщить королю, оставив Джен и трех скаутов сторожить нас. Впервые за время ареста я посмотрела в глаза Моне и ее братьям.