Витька ехал на объект впервые. А до этого сидел в конторе за большим обшарпанным столом, проверяя процентовки и наряды, подшивая пухлую документацию. За окном кипела жизнь: гудели машины, стучали поезда, а здесь было тихо до угнетения.
Время от времени в контору заходили обветренные прорабы и мастера, шумно влетали бойкие монтеры, и тогда он распрямлял спину и смотрел на них с тоскливой завистью…
Однажды вошел Серега Седов — товарищ по техникуму, друг — и с достоинством, не спеша положил на стол папку с документацией. Витька радостно вскочил, обеими руками сжал его широкую ладонь:
— Молодец, Серега! Поздравляю! Со сдачей первого объекта… — Выдержал паузу, потоптался на месте и, боязливо озираясь, зашептал: — Но и я, Серега, — слушай! — тоже думаю проситься в «поле».
Седов сел, вынув из кармана коробку папирос, закурил, посмотрел на друга снизу вверх своим долгим ироничным взглядом.
— Тебе ж лечиться надо. Принимать процедуры.
— А это видал? — Витька вырвал из его пальцев папиросу, затянулся до самого дна своих легких, согнулся дугой, но не закашлялся, выдержал. Выдохнул: — Понял?
— Ну и глупо, — констатировал Седов, доставая вторую папиросину. — Хочешь в Могилевскую губернию?
— Плевал я на нее! — с отчаянной веселостью выпалил Витька. В его зеленых вместительных глазах стояли радость и — одновременно — испуг. — Понятно? Плевал! И на все там процедуры и микстуры! — Уселся тоже, облокотился на стол, подпер костлявыми кулаками голову, покрытую темной — вразброс — шевелюрой. Уставил глазищи на Серегу.
Тот снял шапку, расчесал свои светлые, словно полегшая пшеница, волосы, посмотрелся в стеклянную дверцу шкафа.
— Плевал, говоришь?.. А что, тут есть какая-то идея. Я тебе книжку дам почитать. Такую черненькую.
— Библию? — Витька скривил губы.
— Не глупи. О’Генри называется, рассказы. Один там есть исключительной силы. Про боксера с больными легкими.
— Я знаю! — воспламенился Витька, снова вскакивая. — «Санаторий в степи», так как будто… Там еще этот боксер гостил у фермера. Стонал все, охал, а потом объявил, что умирает! Помнишь? А фермер испугался, вызвал знаменитого профессора, тот проверил и говорит: «Зря вызывали, здоровый ваш парень, притворяется». Помнишь, как хозяин рассердился? Посадил того боксера на коня: «Паси, — говорит, — теперь мою скотину за то, что ты меня мучил!» А сам уехал куда-то на курорт лечить свои расстроенные нервы… Погоди, погоди! — Витька замахал руками. — Помнишь, как заплакал тот боксер, как схватился за грудь, харкнул кровью и ударил шпорами коня?
— Плетью, — поправил Седов улыбаясь.
— Что?.. Плетью! А помнишь, как носился он по прериям, спал на голой земле, жарил на костре кусищи мяса, пил, как воду, парное молоко?.. Потом, аж только к осени, разобрались, что доктор осматривал не того. Перепутал гостей. Что было! Ринулся хозяин в степь, думает: все, пропал теперь парень. А навстречу ему паренек едет: круглолицый такой, румяный, и улыбка такая, до ушей. Здравствуйте, говорит, папаша! Спасибо вам за ваш санаторий!..
Витька помолчал, немного отдышался. Наклонился к другу:
— Только ты, Серега, пожалуйста, не думай. Я не по этой причине хочу на объект. По другой. — И засмеялся краснея. — Боюсь, вы скоро всё осветите и на мою долю ничего не оставите, жадюги…
Седов смотрел на него с жалостным вниманием, улыбаясь и кивая.
— Не веришь? — Витька сдвинул брови, окончательно смешавшись. — Ты же знаешь, что мне скоро в армию! И я вот хочу… до армии успеть…
Серега продолжал смотреть с насмешливой любовью, как на ребенка. Засмеялся:
— Думаешь, возьмут?
— Возьмут! — Витька обозлился. — Чем я хуже других? Ну чем?!
Серега что-то вспомнил и поднялся. Еще раз оглядел себя и медленно прошел в другой конец конторы, улыбаясь молодому инженеру — девушке по имени Новелла. Положил перед ней кулечек из газеты. Витька знал, что там была розочка — настоящая, живая, неподдельная. Серега каждый месяц приносил цветы. Он мог бы доставать цветы всю зиму, деньги у него на то имелись: отличная зарплата, полевые, квартирные и ежемесячно премии за перевыполнение плана.
Что он там рассказывал, Якушев не слушал. Ждал его для дальнейшего разговора. Переживал.
Кроме Седова, не было у него других приятелей. А он и не хотел других, потому что лучше Сереги никого себе не представлял. Отвык представлять еще в техникуме, в большом разноголосом коллективе. Там он научился сторониться ребят, потому что замечал, как они испуганно задерживали дыхание, едва он к ним близко подходил, а если он с ними заговаривал, растерянно оглядывались по сторонам. Дело в том, что он часто кашлял, лицо его было худое и бледное, а это, по мнению многих, был верный признак туберкулеза. Один Серега, то ли надеясь на свое могучее здоровье, то ли попросту веря товарищу, что тот совсем не заразный, разговаривал с ним по-хорошему — обстоятельно и не торопясь, не отворачиваясь и не рассматривая стены. Седов любил смотреть прямо в глаза собеседникам, и редко кто выдерживал его прищуренный взгляд. Витька выдерживал, потому что верил его глазам, как своим…