Тот не спеша, как на смотру, обошел строй, внимательно всматриваясь в каждого монтера. Приблизился к Витьке, прошептал:
— Тебе даю ребят поопытней. — И громко, беспрекословным голосом сказал: — В Алексеевку пойдут Подгороднев и Васькины.
Среди галдежа-прощания Витька с чувством сжал Сереге руку, отвернулся.
— Ну-ну… — Друг похлопал его по плечу: — Держись. Буду к тебе наезжать в случае чего. Пока…
Машина взревела и, откуда взялась сила, легко понеслась по разбитой дороге. На развилке рядом с кучей вещей и инструментов остались Витька Якушев, Сема Подгороднев да курносые братья-близнецы Васькины.
— Пошли, ребята, — вздохнул Якушев, поднимая свой потертый чемоданишко.
— Да ты что? — огрызнулся Сема. — Это пешком-то? Смешно.
— Все пешком. Я тоже.
— Вот и шуруй, выбивай для нас транспорт. А мы переждем у Кадыра. — И пошел, не слушая, к избе.
Васькины — туда-сюда, схватились за руки, подцепили вещички и — тоже за Семой.
Витька постоял-постоял, плюнул, отвернулся и зло, по лужам, двинул к Алексеевке.
Примерно через час он умерил шаг и невольно подумал, что лучше бы сидеть в избе казаха и, потягивая вкусный чаек, дожидаться какой-нибудь попутки. Промокшие валенки раскисли и чавкали, а до Алексеевки еще было далеко. Но едва он подумал о попутках, как снова обозлился и прибавил шаг. Разве позволительно сидеть и ждать, когда до конца года надо наготовить опоры для высоковольтной и низковольтной ЛЭП, развезти по трассам и установить? План на декабрь был огромный. В конторе исходили из того, что лесоматериала у заказчика много и дело лишь за малым: нажимать.
— Нажимайте, нажимайте, друзья, — говорил на прощание Викентий Поликарпыч. И добавлял, озабоченно хмурясь: — Выручайте…
Со своей стороны он обещал любую помощь, механизмы:
— Автобур! Телескопичку! Следом пущу, готовьте только опоры. Опоры, опоры… Вот где они у меня сидят! — И ребром ладони стучал по седому, заросшему от вечного «некогда» загривку.
Собирались как на пожар. Даже не подбирали монтеров, а взяли тех, кто оказался под рукой, и — на поезд.
Веселый вагон, говор и песни и нетерпеливое заглядывание в окна. И вот она, степь, — настоящая, чистая, просторная для ветра и Витькиной жизни…
Справа пашня с черными крапинами пластов, слева нетронутая целина с редкими метелками полыни, посреди тяжелая дорога. Красное солнце проваливалось за горизонт, цеплялось лучами за высохшие камыши лиманов, и они горели тихим угасающим пламенем. Все, что выступало из равнины, отбрасывало синие хвосты и словно бы стремилось к солнцу. А оно, как слепое, торопко ощупало степь и ушло, утонуло, бросая из глубины ровное остуженное зарево.
Сделалось заметно холодней. Под ногами стал похрупывать ледок, да и сами валенки затвердели и гремели теперь, как колодки. Глубоко затягиваясь воздухом Витька пялился глазами в синеву. Она густела, обволакивала землю, сжимая пространство, по которому он шел. И вот он весь в синеве, даже руки и плечи. А впереди над головой воронела, вызвездывалась ночь.
Дорога темна и немного таинственна. Скоро бы должно показаться село, а его все почему-то не видно. Нету света в Алексеевке, нету: его должен дать мастер Якушев. Он поставит много светоточек. Все дома осветит и все улицы. По проекту на улицах сорок фонарей, а он повесит все сто — не жалко. Пусть засветит Алексеевка вовсю! Чтобы звезды не только на небе…
Позади послышалось тарахтение, лязганье гусениц. И еще что-то чудилось — протяжное, очень знакомое. Витька затаил дыхание:
Якушев счастливо засмеялся и пошел еще быстрей, чтобы первым достигнуть Алексеевки.
Неподалеку от села его догнали. Трактор высветил дорогу фарами, и Витька заметался, словно заяц. Но с дороги не сиганул, прижался у обочины. И руки не поднял: пусть, мол, проезжают мимо.
На широких санях, на белых мешках кучно сидел народ. Говор, и смех, и песня монтеров соревновались с тракторным тарахтением. Ребята явно добавили у Кадыра: они орали, размахивали руками, обнимались с такими же веселыми колхозниками.
— Эй, садись! — хором закричали на возу.
— Это наш начальник! — радостно узнали Васькины.
— Инженер, инженер, садись! — запредлагали колхозники.
Витька подбежал, ухватился за протянутые руки и завалился на шумную кучу-малу.
— Хо-хо-хо! Хи-хи-хи! — Молодые и старые голоса сливались в веселый путаный клубок. — Со светом будем! И с блинами!..