— А зачем? Разве я держу на тебя зло?.. — Снимает очки, вытирает залитые потом глаза и еще более удивленно мотает головой. — Это зачем мне на тебя злиться? Разве ты не помог мне убраться из этого паршивого Сельэлектра? Не уволился бы, — смеется, глядя прямо в глаза своими торжествующими, хоть и дрожащими какими-то, глазами, — если б не уволился тогда — до сих пор, может, мотался бы по командировкам. Как ты. — Оглядывает Якушева с каким-то обновленным презрением. И на газик его глянул вдобавок. — Все вот так и мотаешься? — спрашивает.
— Да, все так, — хмуро, забыв разжать кулаки, отвечает Виктор.
Седов с минуту молчит, потом мельком взглядывает на высоковольтную линию, спрашивает, улыбаясь:
— Твоя воздушка?
— Моя.
— Слыхал я о тебе, слыхал… — сочувственно вздыхает Седов, снова косо взглянув на висящие над головой провода. — Хорошо, давай рассказывай дальше. Здоровье, вижу, у тебя теперь ничего?
— Ничего.
— Степь, — кивает Серега, смеясь, — воздух. Чего-чего, а этого тут хватает. — Серьезнеет. — Ну а я — чего же не спросишь? — живу с тех пор в областном центре. На набережной. Прямо под окнами — Волга. Глянешь иной раз на тот берег, а берега не видать, все голубое. Но у меня глаз острый, все различаю на том берегу, и даже степь вроде бы вижу — притягивает она меня. Родина все ж таки… Вот, — кивает на свой ослепительный автомобиль, — не утерпел, съездил на выходной на Узень. Порыбачил. — Снова смеется: — Во живу! От Волги рыбачить ездил в сухую степь! — Озабоченно взглядывает на часы. — Полный багажник рыбы, как бы не протухла… Понимаешь? — поясняет, — Таловское водохранилище почти сплошь пересохло, омуток лишь остался, будто блюдце, зато рыбы-то в нем, рыбы! Так и кишит. Прямо сачком можно было черпать… Одним словом, провел время отлично.
— А земляки… Как они тебя принимают? — хмуро спрашивает Якушев.
Седов смотрит на него, словно пытаясь понять: о чем это ты?
— А-а! — всхохатывает. — Ты все о тех гнилых дубках и прочем!.. Все такой же ты, я вижу, не изменился. А на вид вроде давно взрослый мужик, и я с тобой разговариваю на равных… Ну а как же, Витя! — будто маленькому по складам внушает Седов. — Как же еще должны меня принимать? Неужто та мелочь, ерунда для степняков что-нибудь значит?! Степняки — натуры широкие, сильные, они глобально мыслят. И действуют так же. Вон, со стихиями борются, а ты… — усмехается, покачивая головой, Серега. — Слыхал я о тебе, слыхал. Выше прораба ты так и не поднялся. Это за столько-то лет!.. Мелко, Витя. Хотя, впрочем, так и должно было произойти. Ты вечно принюхивался к мелочам. И вот — итог. Кто — на драндулетах, на «козлах», а кто — на персональных лимузинах. Эх, жаль, личного шофера я не захватил с собой, а то еще чудней была бы встреча!.. Конечно, не министр, но кое-кем числюсь. Тузом немалым, руководителем.
— Руководителем чего? — кривясь, спрашивает Виктор. — Не слыхал я что-то о тебе. Ты вот обо мне хоть о таком, а слышал, а я о тебе — ну ничегошеньки. Где хоть работаешь?
— Почтовый ящик, — значительно, коротко отвечает Седов и, снова надев очки, обеими руками поглаживает свой круглый живот. — Вишь, какую нажил трудовую мозоль?
— Мозоль… — все так же угрюмо усмехается Якушев. И больше не может ничего сказать — лучше бы он получил от Седова в лицо кулаком, чем эти «подведения итогов».
Серега, видно, чувствует, как растерян Якушев, и потому продолжает о себе с каким-то торжествующим наслаждением:
— Как сыр в масле катаюсь, тебе и не снится такая жизнь! А почему? Разные у нас с тобой были — да и есть, чую, — взгляды на действительность. У тебя — книжные какие-то, донкихотские, у меня — трезвые, как и подобает в наш суровый ракетно-ядерный век. Хоть попробовать ее, настоящую-то жизнь, потом, может, и никакой не будет… И вот, — кивает на свою роскошную «Чайку», — вкушаю. Рыбачить в засушливую степь ездим! — смеется.
— Значит, используешь ее для своих личных нужд? — зло спрашивает Якушев, имея в виду степь.
Серега же, видно, думает о машине и потому отвечает наставительно:
— Мне — можно. Как большому начальнику. — И восклицает досадливо: — Эх, зря шофера Ваньку не взял, а то бы прямо вы лопнули от зависти!
— Разве тебе кто-нибудь завидует? — вот-вот сорвется в яростный крик Якушев. — Нет, гражданин, зря ты так думаешь.
— Не-ет, всю жизнь теперь будешь терзаться! — хохочет, слегка отступая, Седов. Еще раз взглядывает на часы и, как видно, заканчивает: — Одним словом, спасибо тебе за то давнее столкновение и за то, что вот так, просто, без всяких формальностей вы избавили меня от своего «эбщества». За то, что не «исправили» меня, не «воспитали» — иначе кем бы я стал?.. Ладно, Витя. У меня тут в заначке бутылка многозвездного коньяку — давай выпьем за сегодняшнюю встречу! Хоть и жарко, конечно, сейчас пить, но ради такого редкого случая…