Он ушел, вернулся с папкой, молча сунул ей и снова вышел из кухни.
Лита раскрыла папку. Рисунков было немного. В основном на небольших листах. Карандашом. Лита ничего не понимала в рисовании, но в красоте кое-что понимала. Это было очень красиво. Такие легкие линии – люди, дома, животные, деревья. Очень просто и изящно. Вот город – дома, дома, больше ничего – какое-то каменное одиночество.
– Слушай, – сказал он, входя, – мне нужно ехать в институт.
– Да, конечно. И много этого осталось под лестницей?
– Да не важно.
– Как все-таки странно сделаны люди, – сказала Лита, рассматривая рисунок, где были холмы вдалеке, какие-то строения и домики. – Это место, где ты жил?
– Да.
– Ты вместо Суриковского пошел в этот свой институт?
– Ну да.
– А при чем тут лесник, я не поняла…
– Это вообще другая история…
– А все-таки?
– А все-таки… У меня был друг, Илья.
– Это тот, который в монастырь ушел?
– Нет. Другой. Просто там, где мы жили, единственным нормальным местом был лес. А
у Илюхи папа был лесником.
– Настоящим?
– Абсолютно. Они жили в сторожке, папа каждый день возил Илюху в школу на таком раздолбанном уазике. Я у них почти все время проводил. И тогда решил стать лесником.
Пойдем, я по дороге расскажу.
***
И всю дорогу до метро он рассказывал про лес, про то, как ходил туда чуть ли не с младенчества.
– Там у нас карьеры есть заброшенные. Мы там камни всякие собирали. У нас у каждого такая коллекция была – не хуже, чем в минералогическом музее. В восемь лет я заблудился. За грибами пошел один. Через два дня вышел к воинской части где-то в глуши.
– В восемь лет на два дня потерялся в лесу? Ты не умер от страха?
– Нет. Мне кажется, я даже не очень испугался.
– Не верю.
– Правда. Если с детства в лесу пропадаешь, не страшно. Ты сейчас куда?
Они подошли к метро. Недалеко от входа стояла тетка и кричала без остановки:
– Горячие булочки с сосисками! Горячие!!!
Зачем-то каждый раз в конце она впечатывала это слово: «горячие».
Лита уставилась на нее. Несколько дней назад она уже видела ту же тетку, и она так же самозабвенно кричала. Лита была потрясена. Оказывается, можно с таким драйвом всю жизнь орать про сосиски.
– Ты сейчас куда?
Лита оторвала взгляд от тетки.
– Никуда… слушай, можно тебя попросить? Можешь позвонить мне домой? Мне нужно понять, дома ли моя мама. Если ответит – можешь спросить меня.
Он вошел в телефонную будку. Лита через разбитое окно продиктовала ему номер.
Пока он его набирал, Лита, глядя в небо, пела:
– Горячие булочки с сосисками. Горячие!
Мама была дома.
– И что теперь?
– Не поеду домой.
Он посмотрел на нее, как будто хотел что-то спросить. Но не стал. Вместо этого после некоторой паузы предложил:
– Хочешь, поедем со мной в институт? Там тепло…
Лита согласилась с видом человека, которому все равно – туда так туда, сюда так сюда.
– И ты про Евангелие спрашивала. Я взял сейчас с собой. Нужно?
***
Они снова ехали в метро. Лита, честно говоря, была под впечатлением. Рисунки Лесника–художника, который, не обращая ни на кого внимания, сейчас читал учебник по физике, как-то подействовали на нее. Ну и вообще. Плюс Евангелие у нее в сумке, которое оставил человек, ушедший в монахи…
Но она не хотела, чтоб про нее подумали, что она навязывается. Тем более она вспомнила про девушку у Лесника на работе. Поэтому, как только они приехали в институт и он показал ей уединенный подоконник, Лита быстро и холодно попрощалась с ним.
– Я тут увидела знакомых, – сказала она. – Пойду с ними покурю.
Он ушел на семинар. А она уселась с ногами на подоконник и стала смотреть, как растворялся день за окном. Потом поглядела со всех сторон на Евангелие, не решаясь открыть. Потом поизучала оглавление. Наконец открыла наугад и прочитала: «…Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу…»
От этих слов сердце у нее почему-то заныло. Особенно от «измученных» и «свободы». Лита поняла, что больше не хочет читать. Больше не вместится. Закрыла книгу и стала думать.
Литины родители были члены партии, хотя не верили в коммунизм. Или нет, папа, кажется, немножко верил. Мама точно нет. Лита с какого-то момента тоже перестала верить. Из-за бананов. Классе в пятом они сидели с одноклассницей на подоконнике возле столовой, ели булочки и болтали. «Я вот не понимаю, как это – не будет денег?» – говорила одноклассница, слизывая повидло. «Ну, – объясняла ей подкованная Лита, – всем будет по потребностям. Будешь приходить в магазин и брать, что тебе нужно и сколько хочешь». - «Я не понимаю, – говорила подружка, – вот привезут в овощной магазин бананы – и все ведь кинутся их хватать, всем же не хватит – а еще и бесплатно...» Лита не знала, что ответить. Действительно, непонятно. Спросила вечером у папы. «Понимаешь, – объяснил он, – бананы будут на всех. Их будет так много, что никто толкаться за ними не станет».