— Ну и…
— Ну и ничего. Право, когда меня в первый раз завивали, я волновалась гораздо больше… Мы с этим доктором встретились еще два раза, он очень настаивал, чтобы мы поскорее обручились, но тут стало известно, что тебя арестовали и пытали. Потом взяли отца и Мусю, и все кончилось. Тебе очень неприятно?
— Не надо обо мне… Не думал я, что ты способна так страдать, Тао, и сделать то, что сделала.
— Я чувствовала, что должна рассказать тебе… И вот что: я могла пойти на это с первым встречным, как идешь к зубному врачу. Пришла мне такая фантазия — ну и что же, кому какое дело? Но это было возможно только с кем-то совсем чужим. Даже с Рысеком я бы не могла: жаль было бы нашей игры в Нико, такой милой и немножко интимной… И если бы ты не появился в Борисовке, я так же без колебаний сошлась бы с Тихоном, потому что у нас положение было безвыходное. Но с тобой? С тобой, Витек, я не могла бы сойтись ни ради интересного приключения, ни по необходимости. Я люблю тебя. А ты?
Виктор приподнялся и сел на постели.
— Это ответ?
— Нет, просто твоя грудь была слишком близко и мне это мешало. Видишь, я плачу откровенностью за откровенность. А нам надо поговорить спокойно и до конца. Ведь мы в тайге, Тао.
— А при чем тут тайга?
— Здесь мы совершенно свободны и можем делать все, что хотим. Ничто нас не стесняет и ни к чему не принуждает: ни людской глаз, ни обстановка, ни условности и предрассудки. И значит, здесь мы не можем оправдывать себя тем, что должны лгать или таиться. Так зачем же нам марать душу, пакостничать?
FRATRES VITAE COMMUNIS
Мо Туань, Хэн и Чжи Шэн рубили деревья, а Коропка и Швыркин сдирали кору. Потом, погоняя мула и коня, Лентяя и Дракона, везли обтесанные до белизны и распиленные бревна под скалу, где Ашихэ и Тао обвязывали их веревками. «Готово!» И Виктор высоко над ними, вращая рукояткой снятое с арбы колесо, установленное между двумя брусьями, поднимал вверх бревно за бревном, как ведра из колодца. Терраса перед пещерой, заваленная кедровым лесом, напоминала двор лесопилки. А в пещере Багорный и Люй Цинь заняты были кладкой кана, который будет проходить через весь новый дом.
Дом. Это не только крыша над головой и сносное человеческое существование. Подходила зима. Внизу рыскали, прочесывая тайгу, отряды Долгового — казаки, маньчжуры… И теплый дом в безопасном подземелье был шансом на спасение, сулил новую жизнь этой пестрой, разноязычной компании беглецов и потерпевших крушение.
Построить дом до наступления морозов, построить его прочным и просторным, чтобы все в нем уместились, — вот что было теперь самое главное. Как уживутся в нем Тао, Виктор и Ашихэ, как уживутся русские, если Алсуфьев ненавидит Багорного, а Багорный презирает Швыркина, об этом сейчас не думалось. Все личное подавляли в себе, откладывали «на потом», когда будет больше досуга и больше уверенности в завтрашнем дне… Работали до упаду, во всю свою силу, воодушевленные надеждами, самоотверженно служили большому общему делу. «Эпически» работали, по выражению Коропки.
Учитель, самый слабый из них и детски беспомощный там, где нужен был физический труд, первый пал духом. Будущий дом, пленявший всех заранее своими удобствами и размерами (тридцать метров на шесть), с большой общей комнатой и отдельными комнатушками, казался ему несбыточной мечтой, и оставались только боль в хилом теле да страх, что эта тяжкая страда никогда не кончится.
— Вот уже ноябрь… А нас только двенадцать.
Коропка сказал это во время еды, когда все сидели вокруг кастрюли с рисом. Сказал Швыркину, с которым успел подружиться, пока вместе сдирали кору со срубленных деревьев. Онемевшие пальцы не слушались его, и рука, подносившая ложку ко рту заметно дрожала.
— Гляди, разольешь, — буркнул Швыркин.
Этот коренастый и крепкий мужчина был на десять лет моложе Коропки, в лагерях работал лесорубом и сейчас держался молодцом.
— Но ты пойми: ноябрь на дворе, — твердил свое Коропка. — Не поспеем!
— Что ж, работаем по плану, — отозвался Швыркин, не глядя на Багорного, автора этого плана. Они с Багорным не разговаривали, общались только через кого-нибудь третьего. — План — дело священное. Не будь его, мы с тобой сошли бы в шу-хай и перезимовали в обыкновенных шалашах. Было бы гораздо проще и теплее.
— Нас слишком много, чтобы укрываться в шу-хай, — напомнил ему Виктор. — И, во всяком случае, зимой это не годится: выследят по снегу.
— Ну, а так что? Ничего еще не построили, а зима на носу. Застигнет она нас на груде бревен, кто тогда выживет? На этакой высоте, в леднике, когда скалы будут трескаться от мороза…