— А какие они, эти сигналы? — спросила Ашихэ.
— Один долгий, потом два коротких и опять долгий.
— Это вызывают Седловину, это сигнал мне. Я должна вернуться на перевал, и как можно скорее.
— Да, надо торопиться, — подтвердил Ляо. — На «Домни» могут не выдержать. Вот Пэн вам расскажет, какая там беда случилась.
Должно быть, то, что случилось, совсем пришибло Пэна. Видно было, как трудно ему говорить.
Большинство присутствующих были ему незнакомы. Поэтому он обращался к Виктору.
— Старший брат, Ли больше нет в живых.
— Убили?
— Ли сама убила себя.
Он расстегнул воротник, и на шее стал виден ремешок из сыромятной кожи, какие обычно идут на упряжь.
— Вот этим… И я хотел сделать то же, но русская женщина сказала, что так сдаваться нельзя.
Швыркин знал эти два китайских слова «эго нэйжень» — русская женщина. Так китайцы называли его жену.
— Витя, о какой женщине он говорит? Может, о Нюре?
— Пэн, — промолвил Виктор. — Что мне тебе сказать? Сам знаешь… Мы росли вместе.
— Да. Вот я и пришел к тебе.
— Мы поклялись всю жизнь помогать друг другу.
— Старший брат, помоги мне умереть.
— Погоди, я ведь еще ничего не знаю… Возьми себя в руки и рассказывай спокойно.
— А разве я не спокоен?
Усталым, отсутствующим взглядом Пэн обвел окружающих, всех этих людей, кто хотел жить. Остановил глаза на Ашихэ, державшей у груди Малышку.
— У вас родился ребенок? И у нас с Ли тоже мог бы быть…
— Я слышал, что тебя и Ли схватили в Хайлине. И тебя отдали отцу, чтобы он сам тебя наказал.
— Это правда. Но отец меня не тронул. Погнал на работу и хотел в Праздник Лета женить на пятой дочери Тощего Шуня.
— А Ли отправили в барак арестованных?
— Ли копала с другими ров, потом работала на кухне. Ее приставили в помощницы к русской женщине, которая стряпает для солдат.
— Эту женщину Нюрой зовут?
— Да, Ню-эр. Она доктор.
— Витя, — снова встрепенулся Швыркин. — Да он же о Нюре говорит!
Пэн вгляделся в него:
— Это ее муж?
Виктор утвердительно кивнул, и Пэн поклонился Швыркину.
— Скажи ему, Вэй-ту, что жена у него хорошая, очень хорошая. Она жалела Ли.
Он подождал, пока Виктор перевел его слова, потом заговорил медленно, глядя теперь в глаза Швыркину, словно надеялся, что таким образом русский скорее поймет то, что касается только их двоих!
— Там есть еще две женщины, но те старые и некрасивые. Поэтому поручик дал только Ли и Ню-эр по куску душистого мыла и велел им каждый вечер мыться, чтобы они были как сладкий плод для холостых солдат. Так он сказал. И Ли после первой же ночи повесилась в хлеву моего отца. Я хотел сделать то же и в том самом месте, чтобы все видели, какой у меня отец, и чтобы дух мой вызвал его на суд Великого императора Тун-чжи. Почему ты не повторяешь ему мои слова?
— Сейчас, — буркнул Виктор. — Сначала доскажи.
— Да, я хотел так сделать, но Ню-эр показала мне свои руки и ноги, все в рубцах от веревок. Она сильная, им пришлось ее связать… Да, она меня уговорила. И я ушел, чтобы принести ей кое-что, она это всыплет в котел, сварит, и это будет их последний обед. Тогда и мы будем иметь право умереть.
— Витя, он говорит что-то о Нюре. Не мучай, переводи… Жива?
— Жива… — сказал Виктор и осекся. Сказать Ивану всю правду все равно что добить раненого. А как же не сказать?.. В глазах Ашихэ Виктор читал ту же душевную борьбу.
— Молчать нельзя, — вмешался Багорный, — Ему следует это знать.
Виктор начал переводить сказанное Пэном. Смягчить правду, чтобы она казалась не такой жестокой, было невозможно. Каждое слово раздирало человеку нутро, как всаженный в него кол. Ашихэ, Мо Туань и другие китайцы, не понимавшие по-русски, читали все по лицу Ивана. Оно посерело, как пепел, каждая фраза ложилась на него судорогой агонии. Он несколько раз пошевелил губами, раньше чем смог заговорить.
— Сладкий плод?.. А когда это началось?
— Пэн говорит, что восемь дней назад.
— Восемь… ночей? Странно…
Все молчали, не понимая, что Иван хотел сказать этим и сознает ли он вообще, что говорит.
Пэн помолчал немного. Но, не дождавшись ответа, сказал настойчиво:
— Ню-эр притворяется укрощенной. Если я не вернусь в полнолуние, перед «хлебными дождями», то она зарежет японца, который придет к ней за любовью, а потом убьет себя. Так она сказала! Ну что же, вы дадите нам какой-нибудь надежный яд?