Что-то как будто пробилось сквозь тишину. Это было почти неощутимо, как предчувствие.
Виктор напряг слух. Тихо. Нет, шорох… Вот скрипнул камешек под чьей-то ногой… Идут!
Шел не один, а много людей, мерно, без шума, но и не особенно скрываясь. Сколько их могло быть?
Трижды сверкнул свет фонарика. Высоко поднятый, он долго-долго не гас.
Наконец опять темнота. Кто-то крикнул:
— Товарищ Среброголовый!
И из мрака вышел Среброголовый. Наверно, это был он. Виктор его не знал, никогда не видел, но именно таким представлял его себе по рассказам Ашихэ. Высокий, в ватнике, с коротким карабином на плече дулом вниз. Солдатская каска отброшена на ремешке за спину, и видна седая голова, серебряная в отблесках огня.
Он со своими спутниками обошел костер. Их было шестеро, он — седьмой. Все остановились и стали тихо совещаться.
Тот же голос позвал из темноты:
— Товарищ Сребрологовый, вас ждут у второго костра!
Седой двинулся — медленно, как-то нерешительно, то и дело светя вокруг Фонариком.
Виктор лежал пластом, словно пришибленный. Среброголовый?! Вот так штука! Этого он не ожидал. Он хотел крикнуть: «Кто идет?» Если это Среброголовый, он должен знать Ашихэ. Но в эту минуту из мрака появилась еще одна группа людей. Так же одетые, но с виду какие-то другие, пониже ростом. Один держал пистолет так, словно намеревался стрелять, если Среброголовый повернет обратно. Перед этим человеком шел другой и вел собак. Сутулая квадратная спина, ноги дугой и такие верткие, словно это руки движутся в штанинах, лысая большая голова… Да это не кто иной, как У! И собаки его. А у всех, кто с ним, ноги короткие, туловища длинные — как можно было не заметить этого сразу! Переодетые японцы! Они пустили вперед казаков или маньчжуров, а сами ждут, когда можно будет брать пленных.
Виктор снял с пояса «лимонку» — ее Ашихэ когда-то подарила ему как спасительное средство, чтобы не попасть живым в руки японцев. Он замахнулся, подумав, что в этот миг Ашихэ уже бежит, конечно, навстречу Среброголовому, размахивая, как уговорились, своим факелом. Добегает уже, верно, глупенькая, до того костра…
Он швырнул гранату, отполз на край обрыва и схватился за маузер.
У и его собак разнесло в клочки. Упал и японец с пистолетом.
— Уттэ!
Японцы открыли огонь. И тотчас же из-за карликовых сосен грянули два выстрела. «Товарищи!» — подумал Виктор. Видно, слова японской команды резнули их слух так, что они не утерпели. Но почему только два выстрела?
А шестерка с мнимым Среброголовым впереди успела между тем пройти. Они легли на землю, скрылись во мраке где-то между первой и второй огненной преградой. И одна только Ашихэ стоит в свете своего костра, подняв над головой факел в знак приветствия. Эх, черт возьми — она увидела этого Среброголового! Не догадывается, что это маскарад, поверила и воображает, будто все было ошибкой, недоразумением. Ашихэ, разве ты не понимаешь, что они схватили Мэй, выпытали у нее тайну сигналов… Спасайся, Ашихэ, спасайся!
Виктор вскарабкался повыше и двинулся к ней. В этом месте, за выступом горы японские пули в него попасть не могли, но и он потерял из виду ущелье и дальше брел вслепую, время от времени ощупывая скалы. Вот гранитная стена кончилась, впереди, по его соображениям, должна была быть осыпь.
Вдруг залаяла собака, не Волчок, а какая-то чужая. Тявкнула и замолкла — вероятно, ее схватили за шиворот.
Виктор присел на корточки, устремив глаза и маузер в ту сторону. Там, шагах в пятнадцати-двадцати, кто-то притаился. И не один. Их там было много, они, должно быть, шли издалека и вспотели: Виктор улавливал запах пота, и не только пота, а чеснока и ниньхутоуского табака.
— Ты что тут делаешь, Мо Туань?
— Ах, это ты! Мы как раз тебя ищем.
И Мо Туань направился было к Виктору.
— Стой! Кто там еще с тобой?
— Здесь Сан-пяо, Хэн, Толстый Кун… Я привел тебе людей, Вэй-ту.
— Мне?
— Да. Их Багорный прислал, он велит тебе быть здесь нашим чжангуйды, потому что ты лучше всего…
— Сколько вас?
— Пятнадцать.
— Пусть десять человек идут к Чэну. Ведь это Чэн стрелял?
— Чэн и Су. Я их оставил здесь на всякий случай, а сам…