Целуются и хохочут. Толстый кот стремительно выскакивает из-под одеяла, где он спал, — веселая хозяйка дернула его за хвост.
— Вставай, негодник! Вставай, вороватый кот!
Кот спускается на пол, вскакивает на стул около стола — и начинает приводить в порядок свой туалет. Лижется-умывается, чистит дымно-серую шубку и белые туфельки, такие округленные, бархатные, но с целой коллекцией острых когтей.
— А я уже на этого плута подумал, — говорит Валерий про носки, — а потом хотел отплатить тебе, когда увидел.
— Я тебе отплачу! — смеется маленькая гражданка и кладет голову на грудь Валерия:
— Рассказывай сказки!
— Помилуй, родная, пора вставать.
— Чепуха! Прошу не противоречить. Рассказывай сказки.
И зажмуривает глаза.
Что с ней поделаешь?! — Валерий гладит шелковую голову подруги и рассказывает ей сказки.
— Лес… И в лесу темно, и в лесу дикая воля. Глухой-глухой лес. Стучит-гудит, говорит стародавние былины. О кладах, зарытых в древние времена, о серой птице, потерявшей своего птенчика.
— …У тебя растут золотые усики, — шепчет маленькая гражданка, приподняв голову и всматриваясь в лицо своего покорного друга, — ну, дальше.
— Шумит-гудит вещий лес: «внуки мои, слушайте древнего меня!» — Из нор выползают серые волки, а граф-медведь сидит у своей берлоги и почесывает правого лапой брюхо: «слушаем, слушаем, дедушка-Бор!»
— Кунигунда ждет своего Оскара…
— Кунигунда ждет своего Оскара, — задумчиво качают головами волки, а граф-медведь почесывает лапою брюхо и, шумно отрыгнув, важно повторяет: «ждет своего Оскара».
— Оскара, — шепчет маленькая гражданка, проводя пальчиком по верхней губе любимого.
— Но Оскар не приходит, Оскар позабыл. Не гремит железный меч, задевая о сучья, не стучат стрелы в его медном колчане, не стонет хворост под его ногами… «Внуки мои, слушайте древнего меня!» — Плачет Кунигунда, и вянут цветы от ее горя, и осыпается листва с кряжистых дубов. Оскар позабыл, Оскар не приходит. — Бедная Кунигунда!.. «Бедная Кунигунда!» — качают головами серые волки, граф-медведь чешет правою лапой брюхо, а левою утирает горькую слезу.
— Бедная! Б-б-бе-едная К-к-уни-ггунда! — всхлипывает он.
— …Под раскидистым дубом, на ясной поляне, лежит Оскар со стрелою в широкой груди, и вороны клюют его светлые очи.
— Внуки мои, слушайте древнего меня — это было давно…
— Все! — смеется Валерий, а его шаловливая союзница задумчиво смотрит в его глаза и шепчет: «Я твоя Кунигунда. Зови меня Кунигундой».
— Пора вставать, дорогая.
— Сейчас.
Тут они замечают грабителя-кота, сидящего на столе, около ремингтона, и поедающего оставленное без покрышки масло.
— Черт возьми, он, кажется, хочет все слопать.
— Мерзкий кот! — соглашается маленькая гражданка и с горечью сообщает, что это масло предназначалось для манной каши.
— Прогнать? — спрашивает Валерий, но она укоризненно замечает ему, что пусть себе, бедный кот, вероятно, голоден.
— Каждому по потребностям.
— О, да, — каждому по потребностям! — одобряет Валерий, и они добродушно наблюдают за обжорой в дымно-серой шубке.
— Придется есть кашу без масла.
— Дорогая! Вторую неделю манная каша… Это скверно.
— Очень скверно! — хохочет Маруся. — Как маленькие дети… Их тоже ею откармливают…
— Надо что-нибудь придумать.
— За переписку еще не скоро, — грустно вздыхает маленькая гражданка. — Нет сахару…
— И табаку.
— И булок…
— Безобразие!
— Да.
— Надо что-нибудь придумать.
— Надо, родной, обязательно надо.
Маруся с озабоченным видом перегибается через Валерия, берет со стула его брюки и смотрит на свет.
— Знаешь, совсем протерлись…
— Это худо! — со стоическим спокойствием отвечает Валерий, и они задумываются.
Кажется, попали в тупик: есть руки, — работы нет. Месяца три тому назад Валерия прогнали с места, — он был конторщиком.
Приходится круто.
Вдруг, — богатая мысль.
Валерий вскакивает с кровати и подходит к столу. Прожорливый кот подозрительно взглядывает на него и думает: — не убежать ли? — но, в конце концов, решает, что не стоит, и хладнокровно продолжает вылизывать масло. Эге! Вероятно, этот кот — коммунист, не только по натуре, но и по убеждениям.
А Маруська покатывается с хохоту.
— Валик! Ты сейчас страшно похож на покойника: белый весь.
Но Валерий торопливо перелистывает рукопись, которую дали переписывать маленькой гражданке, и что-то соображает.
— Эврика! — победно возглашает он и снова возвращается на кровать.