Действительно, таинственный огонь продолжал мерцать между деревьями.
— Устроим славную охоту за диким жеребенком! — с гнусной улыбкой проговорил Кучильо. — Бьюсь об заклад, эта забава станет поинтереснее той, которую нам предлагал дон Августин. Все три охотника налицо!
С этими словами он указал концом хлыста на себя, Бараху и Ороче.
— Да они пьяны! — воскликнул дон Эстебан, заметив, что оба всадника едва держатся в седлах. — Хороши же ваши помощнички, черт побери!
И испанец бросил на Кучильо грозный взгляд.
— Это мы от усердия! — пробормотал в свое оправдание Бараха, а Ороче, более острожный, чем его товарищ, только молча выпрямился в седле.
— Молодцы, действительно, немного угостились, — заметил Кучильо, — но это ничего не значит, так как я знаю отличное средство для их протрезвления. В лесу растет множество jocuistle, и вы увидите, что у них моментально пройдет всякое опьянение!
Дон Эстебан не нашел нужным возражать несмотря на свой гнев, так как следовало прежде всего удостовериться, в каком направлении двинулся Тибурсио.
Через несколько минут кавалькада достигла проломленного в стене отверстия, через которое он скрылся. Кучильо соскочил на землю и, выбив из огнива несколько искр, указал на следы крови на земле.
— Вы видите, что молодец вылез отсюда! Если бы я ударил его на два пальца повыше! — со вздохом сожаления добавил он. — А, впрочем, оно и к лучшему: иначе я лишился бы двадцати унций, которые наверняка заработаю сегодня вечером!
Однако Кучильо благоразумно решил не сообщать своим сообщникам об обещанной ему награде.
В нескольких шагах от ограды он снова разглядел следы крови на известковой почве, ясно видные при свете луны; все это подтверждало его предположение, что беглец скрылся в лесу. Обратившись затем к дону Эстебану, бандит преложил ему следовать вместе с Диасом вдоль потока.
— По берегу его, — добавил он, — вы доедете до моста, сложенного из бревен. Но вы должны остановиться несколько ранее, не доезжая моста, и подождать нас. Исполнив свое дело, мы присоединимся к вам, а затем все вместе двинемся вперед, чтобы, таким образом, слуги не смогли ничего заподозрить. Осторожность никогда не мешает!
С этими словами Кучильо как опытный предводитель или, вернее, как опытный негодяй тотчас двинулся вперед в сопровождении своих сообщников, а дон Эстебан и Педро Диас повернули налево, чтобы выехать к потоку, по течению которого они должны были следовать.
— Этот костер, вероятно, развели какие-нибудь путники, — заметил Педро Диас, когда Кучильо отъехал. — Интересно, кто они?
— Мало ли здесь прохожих! — рассеянно заметил испанец.
— Вот это странно, — продолжал Диас, — здесь на десятки миль вокруг всякий знает о гостеприимстве дона Августина, а потому невероятно, чтобы на таком близком расстоянии от гасиенды эти люди не подозревали об ее существовании. Следовательно, это или какие-то иностранцы, или злоумышленники!
Педро Диас повторял те же мысли, которые пришли в голову Тибурсио при виде костра в лесу.
Тем временем, приближаясь к лесной опушке вместе со своими достойными сообщниками, Кучильо не счел нужным даже упрекнуть их за невоздержанность.
— Подождите меня, — сказал он им, останавливаясь на опушке. — Я сейчас найду в лесу то, что живо прогонит из голов хмель!
С этими словами он соскочил с лошади и скрылся в чаще, откуда скоро вернулся, неся желтоватый продолговатый плод, похожий на зрелый банан; это и был jocuistle, о котором он говорил дону Эстебану. Кучильо подал его своим спутникам, приказав высосать из него сок, имевший кисло-сладкий вкус; этот сок — лучшее лекарство против опьянения, что и подтвердилось на Барахе и Ороче, головы которых сразу прояснились.
— Теперь к делу! — проговорил Кучильо, не обращая внимания на извинения своих сообщников. — Слезайте с лошадей и ведите их под уздцы до тех пор, пока не разглядите ясно, что за люди расположились у костра. Тогда остановитесь, а когда я выстрелю, то начну отступать к вам!
— Хорошо, — отвечал Ороче, — мы оба согласны, как сказали уже раньше, пожертвовать личными интересами ради общего дела!
Кучильо тихо слез с лошади, привязал ее к стволу громадного дерева и, как ягуар, пополз к костру. Он полз осторожно, прислушиваясь к малейшему шуму; издали доносилось мычание скота, пасущегося в саванне, пение петухов на гасиенде. Зловещие крики совы и жалобный вой шакалов сливались с шумом Сальто-де-Агуа49.
Луна освещала верхушки деревьев, но свет ее тускнел вблизи яркого пламени большого костра. Кучильо осторожно добрался до своей цели и притаился между густыми корнями корнепуска. Злорадная улыбка осветила его лицо при виде трех расположившихся возле костра мужчин. Двое из них сидели, а третий спал, лежа на земле.
XVII. ЛЕСНЫЕ БРОДЯГИ
Та часть равнины, которая простиралась позади гасиенды, сохранилась в своем первобытном виде, так как ее пока еще не коснулась рука человека.
На расстоянии выстрела50 от окружавшей гасиенду ограды начинался густой лес, простиравшийся на север на очень большое пространство, доходя почти до самого Тубака.
Единственная едва заметная дорога, ведущая через этот лес до селения, пересекалась шумным потоком, заключенным в глубокой пропасти, в которой он ревел, как запертый в клетке зверь. Поток этот начинался вблизи от гасиенды небольшим ручьем, соединявшимся затем в своем течении с множеством других ручьев, образуя таким образом шумный поток, через который был переброшен над пропастью мост, состоявший из нескольких толстых стволов. Благодаря этому примитивному приспособлению путешественники значительно сокращали себе путь, так как иначе пришлось бы совершать большой крюк.
На середине дороги между гасиендой и мостом на небольшой поляне, где был разложен костер, мы снова встречаем обоих неустрашимых охотников, с которыми уже познакомились в начале нашего рассказа. В ту минуту, когда под влиянием отчаяния Тибурсио покинул гасиенду, в лесу царствовала глубокая тишина, прерываемая только глухим рокотом потока.
Луна озаряла лес, окутывая верхушки деревьев серебряной пеленой, сотканной из лунных лучей. Стволы гигантских корнепусков, пробкового дуба и других тропических пород казались голубоватыми в ярком лунном освещении. Темная чаща кустов таинственно выступала среди серебристого света, льющегося потоками с высоты. Яркое пламя костра казалось еще краснее от сопоставления с лунным освещением; дрожащие огненные языки озаряли длинные стебли лиан, принимавших вид раскаленных докрасна проволок, и все кругом казалось как бы обагренным кровью. Но зато вдалеке от костра лесная чаща выглядела еще темнее и таинственнее.
В Мексике, где встречаются необозримые пространства без всякого признака жилья, нет ничего мудреного наткнуться на бивак в лесу, но в данном случае, поблизости от богатой гасиенды, владелец которой славился своим гостеприимством, такой ночлег под покровом неба мог показаться странным. Очевидно, прекрасно осведомленные о соседстве богатой фермы охотники имели собственные веские причины искать уединения. Около них была собрана изрядная груда хвороста, указывавшая на явное намерение провести в лесу всю ночь. Пламя костра озаряло багрянцем их лица, придавая им какую-то сказочную фантастичность.
Мы воспользуемся данной минутой, чтобы нарисовать портреты обоих охотников, которые играют в нашем рассказе главные роли.
На старшем была одежда, напоминавшая отчасти костюм индейцев, отчасти одежду траппера. На голове у него красовалась остроконечная шапка из лисьего меха, плечи покрывала пестрая хлопчатобумажная рубаха, а на земле возле него лежало подобие серапе, сделанного из шерстяного одеяла. На охотнике были короткие кожаные штаны, а вместо мокасин — подбитые гвоздями сапоги, настолько прочные, что могли прослужить несколько лет кряду. Через одно плечо висел буйволовый рог, служивший пороховницей, а с другой стороны был кожаный мешочек, наполненный свинцовыми пулями; возле него на земле лежала длинная винтовка; большой охотничий нож, заткнутый за пестрый шерстяной кушак, дополнял вооружение охотника, гигантский рост которого свидетельствовал об его происхождении от первых нормандских поселенцев Канады, встречающихся теперь там все реже и реже.