Заградский погрозил ему пальцем.
— Дело у меня к вам. Хочу жениться на вашей свояченице, — Гед кивнул в сторону оробевшей Зофьи. — Породнимся скоро. Вот я и решил почтение засвидетельствовать, а заодно сопроводить невесту к сестре и хворому племяннику. Времена-то сейчас неспокойные, сами знаете.
Заградский задумчиво почесал переносицу:
— Так шли бы сразу к Милке. От меня-то что надо? Или штраф свой убавить хочешь?
— Нет, но об одолжении попрошу, — не смутился Гед. — Слышал, вам лесник нужен.
— Да, суеверен у вас народ, труслив и к работе не приучен. Боится всякой глупости, — посетовал губернатор, хитро прищурившись. — А с меня начальство в Стольном потом три шкуры спустит, что порядка нет. Ещё и Лучезарным постоянно на соседей доносят бездоказательно. Что за люди? Эх!
— Возьмите меня. Я не суеверен. Здешние земли как свои пять пальцев знаю. Все тропки, звери у меня наперечёт, ценные деревья тоже. Клянусь, не пропадёт за мной ваше хозяйство.
— Ишь чего захотел! На государственную службу безграмотных голодранцев брать не след. К тому же временно это, пока человек из Стольного не приедет.
— Боюсь, даже если он приедет, то побежит отсюда так, что только пятки сверкать будут. Суеверия, знаете ли, очень заразны, а стойкость к ним — качество нынче редкое. Мои предки в этих лесах испокон веков хозяйничали, все напасти наперёд знали. Возьмите меня, иначе точно придётся перед начальством ответ держать.
— Ай, стервец наглый! Где тебя так со старшими разговаривать научили? — разозлился Заградский, аж по столу кулаком стукнул.
Страшно стало Зофье. До этого они из всего сухими выходили. А что если сейчас удача двух бед им изменит и губернатор обоих в застенок посадит или велит вздёрнуть на осиновом суку?
— Ладно, — смягчился губернатор. — Вот тебе бумага о приёме на службу. Если сможешь своё имя внизу написать, так уж и быть, приму тебя на службу. С безграмотными даже позориться не стану.
Зофья приложила ладонь к губам. У них-то грамота только храмовым служкам была знакома, это в Стольном всех детей обязали ходить в школы при храмах. Но Гед взял бумагу и забегал глазами по строчкам, будто и вправду — читал. Перо окунулось в чернильницу и филигранно вывело закорючки.
Заградский забрал бумагу и удивлённо вскинул брови.
— Теперь я ваш человек? — Гед протянул ему руку. — Там ещё сказано, что мне дом с земляным наделом положен. Так мне он позарез нужен, чтобы было куда молодую жену привести.
Он снова указал на Зофью.
— Шибко грамотный, да, на мою голову? — хмыкнул Заградский. — Тогда все отчёты в Стольный сам писать будешь. Только штраф вначале заплати. Денежные дела отдельно, родство отдельно — первое правило нашей службы.
Гед вынул мешок с монетами и принялся их пересчитывать. Всё до последней медьки жадный Заградский забрал.
— Это что ты столько на шкурах выручил? — присвистнул он.
— Почему только на шкурах? Ещё и мясо, жир, кости, даже когти и зубы ремесленники берут. Ничего зря не пропадает, если с умом подходить, — пожал плечами Гед.
— Смотри у меня, если проворуешься, — пригрозил губернатор.
— Не проворуюсь. На свадьбу лучше приходите — приглашаю!
— Ты хоть в именные книги при храме записан, а, женишок?
Гед опустил взгляд.
— Как ты жениться-то собирался? Все браки, рождения и смерти только в храме записывают, — Заградский многозначительно щёлкнул тремя пальцами.
Гед достал из-за пазухи последнюю серебряную монету и подкинул её в воздух. Губернатор ловко поймал и посмотрел куда ласковей:
— Так уж и быть, замолвлю словечко перед жрецом в Волынцах. Чай, не чужие, — пухлое лицо расплылось в елейной улыбке.
Заскрипела дверь, на пороге показалась Милка:
— Где тут моя сестрица с женихом? Я соскучилась!
Она заулыбалась, как обычно, когда делала гадость. Горели тёмные глаза, сверкали волосы в косе, сама как кровь с молоком здоровьем пыхала.
— Дайте же вас поцелую, гости дорогие!
Милка обняла Зофью, а потом и Геда.
— Да-да, они уже уходят, — Заградский поднялся и обхватил жену за талию.
— Куда ж они сейчас пойдут — вечер на дворе. Пускай у нас во флигеле переночуют. Там всё равно никто не живёт, — она задорно подмигнула Геду.
Тот напряжённо молчал.
— Как скажешь, милая, — губернатор поцеловал жену в щёку, растеряв суровый вид.
— Идёмте. Сына вам покажу, — поманила их за собой Милка, змейкой выскальзывая из рук благоверного.
Гед и Зофья проследовали за ней в детскую, где в деревянной кроватке в расшитых голубыми узорами одеялах лежал младенец. Милка взяла его на руки и принялась баюкать.