Лесной дом
Виктория Ветер
Глава первая
В усадьбе барина Лисовского жизнь шла своим чередом, в Новой Крепости своим, а у крепостного крестьянина Луки-обозника своим. Умный надеется на голову, сильный на силушку, а на что надеяться бедному Луке, коли Господь если уж и наделил его чем, так плодовитостью? К своим неполным сорока годам Лука имел двенадцать ребятишек - старшему уж пятнадцать сравнялось, младший едва ходить начал, да ещё троих дочерей старших уже, слава богам, замуж выдали. Да жена, дай Макошь и пресвятая Богородица ей здоровья, опять на сносях...
Этим ранним утром Лука уже успел побывать в церкви у отца Михаила, свечки поставить, истово помолиться, а теперь потихонечку крался старым богам требы положить. Ничего зазорного! Это они, боги, пусть там, наверху, разбираются, кто выше, а он, Лука, человек маленький, на всякий случай и тех уважит, и этим помолится. Тем более что видно: боги как-то не сталкивались промеж собой и Луку ещё до сих пор в двуличии не заподозрили, не наказали, а наоборот, усиленно помогали с обеих сторон - дети здоровы, да и из всех рождённых не умер никто, тоже дело небывалое. Сыновья опять-таки - помощники и в поле, и в обозе. Скотина не болела, урожаи были добрые. Вадька только вот, стервец, в Новую Крепость сбежал, подвигов ему ратных хочется! А землю, землю-то кто поднимать будет? А барин Лисовский, вместо того чтобы вернуть паршивца своим словом, еще вольную ему подмахнул! Этож угораздило Луку припереться к барину, когда они с крепостным воеводой удачную охоту обмывали!
- Богаты-и-ирь, богаты-и-ирь, - тряся редкой бороденкой, передразнил недосягаемого воеводу Лука. - За ца-а-аря, за Русь би-и-иться хочет! А за урожай? За урожай кто биться будет? - Лука погрозил сухоньким кулачком. - Для того ли богатыря рОстили?
Ну, как бы то ни было, своими руками судьбу парню справил, барин тут же вольную Вадьке написал, подмахнул и песочком присыпал, а воевода лично пообещал о пацанёнке попечься. И слово, кстати, сдержал: чуть ли не в личных денщиках у воеводы Вадька-то. Лука приосанился, вспоминая, с какой гордостью шел по селу с сыночком, Вадькой, в фо-о-орме... Отцу гривну дал на шкалик. Матушке платочек...
Меж размышлениями крестьянин углубился в лес, без страха, чего там, дорожка-то знакомая.
Дело тайное, суеты и лишних глаз не терпящее, но сегодня в лесу прям как вече на площади! Сначала Манька, Лисовская дочка, бесстыдно задрав подол, сверкая белыми коленками, как коза, пронеслась в сторону городской ограды. Вот девка! Уж он-то, Лука, знает, что чего-чего, а христианского смирения в ней ни на грош! Вопреки уверенности папаши Лисовского, кстати. Уж не гнался ли за ней кто? На всякий случай обозник посидел в кустиках, заодно и нужду справил. И не зря посидел, так как, словно дух лесной, бесшумно проплыл по лесу урманин. У-у-у, вражина! Напугал-то! Хоть и живет в здешних краях лет восемь, все равно - не свой. И живет бобылем, будто девок мало на выданье. Только двинулся дальше - треск веток, медведь, что ли? Господи и все святые заступники! На свои с детства больные ноги Лука не надеялся, поэтому присел опять в кусты, поминая всех старых и новых богов вперемешку, не передерутся! Но вместо медведя увидал только удаляющуюся спину да крутящийся во все стороны нос бабы Варвары, сплетницы деревенской. А далее Лука уже и удивляться перестал, чего удивляться-то, главное, в кусты сигать вовремя. За три четверти часа, пока шёл до заветного камня с отметиной, увидал он двух холопок, кажись,тоже Лисовских, Авдотью, из той же усадьбы ключницу.
- Может, они тоже требы клали? Всем домом? А чего ходят друг за другом, а не кучно? Таятся, что ль? - и опять еле успел присесть в кусты: мимо, по-звериному принюхиваясь, пронесся Волчок, взрослый уже волчара, урманина выкормыш, но не к городищу, а напротив, в лес.В Лисовино его, Волчка, не очень привечали, но Лука всех мальцов любил, и звериных, и человеческих - да, малец-то он и есть малец...
Далее последовала Степанида, местная ворожея, чего-то поздно в лес подалась, обычно чуть засветло ходит...кажись, ох, не в себе баба, эко как решительно вышагивает, и лицо такое, ну совсем не смиренное, даже как-то... как будто хозяина только что прибила... или не, в сторону усадьбы идёт с намерениемтолько... Прибить-то.
Потом еще раза два слышал треск веток, но кто там был, уже не видал, да и не больно любопытствовал-то.
- Не баба Варвара, чай, вот та бы даже мышь проглотила, лишь бы на моём месте оказаться. Ну вот, наконец, и полянка!
Бережно прижимая к груди тряпицу с куском курника да колосьями,обозник двинулся к опушке, но, наученный опытом этого утра, потихонечку, стараясь не шуметь. Кроме курника была припасена и баклажечка с медовухой, но зачем Макоши медовуха? Верно, поэтому вот пенечек удобный, и с полянки не видно, и медовуха очень правильно приживется.... Подумал, да так и не донёс баклажку до рта, со стороны поляны донёсся трубный рык раненного зверя, потом голос женский как аукается.
Лука уже обученный не хуже собак или рекрутов из крепости, бесшумно схоронился в кустах, и так, одним глазком, не баба Варвара, чай, выглянул на поляну.
У заветного камушка (ну как знал, не один он там требы кладет) стоит та самая Степанида, глазами по сторонам зыркает, ножкой, в яловый сапожок обутой, притопывает, ждет кого-то. Ну чего там бабе мешать-то, Лука не гордый, Лука и в кустах посидит. Хоть не баба Варвара, конечно, но уж больно любопытно, чего Степанида сюда притащилась. Корзинка рядом, но требы не выкладывает... Али свиданьице у бабы? Лука хихикнул беззвучно. Степанида хоть и была его женке ровесница, но замужем отродясь не бывала, мужиков не привечала и к блуду была не склонна. Если еще приметить рост ее, ратнику впору, да силушку неженскую, с сохой похлеще мужика управлялась, то и понятно, что склонять еек блуду охотников особо небыло.
Тем временем на полянке еще одно лицо появилось, да нет, не лицо, морда звериная, точнее волчья.
Лука дрогнул и баклажку всеж мимо рта пронес. Здоровенный бурый волк терся о Степаниду, как телок. Все под руку ей мордой тыкается, а та ему говорит что-то в полголоса - как будто ругается на зверину,, и нос воротит, что девка на выденье!
Это что ж, получается, моду таку взяли, зверей приручать?
Вот те и свиданьеце... волк в сторону Луки носом повел, принюхался.
Ах, как хотел бы Лука в лягушку сейчас же обратиться! Чтобы если прихлопнули бы, так сразу. Чтобы не мучаться. Но Степанида лохматую башку волчью в сторону отвернула, проговорила что-то.
И как пить дать, слышал крестьянин свое имя! И слова «добрый человек»..
. Потом зверь встряхнулся - и как в сказке, ну не добрым молодцем, но вполне справным мужиком в годах обернулся. Мгновенно. Причем мужиком в красных шароварах, сапогах, рубахе навыпуск и со шкурой волчьей, на плечи наброшенной. Приобнял Степаниду за плечи, другой лапой, тьфу-ты, уже рукою, корзинку подхватил и в чащу направился.
А Лука на четвереньках направился прямо в сторону села, приговаривая:
- Да, да, Лука мужик добрый, хороший мужик обозник Лука, и нет ему дела, с кем там в лесу Степанида путается... лишь бы детки были здоровы. Все...
Потом выпрямился, залпом осушил баклажку и совершенно трезвёхонек пошёл дальше.
Глава вторая
Лесной дом и его обитатели
Петляя, тропка вывела через мостик к выселкам - не огороженному забором хозяйству, только крыша терема с окошками, да высокий овин. Степанида окинула окрестности цепким крестьянским глазом, заметив и распаханную полосу земли с колосящейся рожью, и коровьи лепешки. Обжито, значит. И хозяева рачительные, чуть свет скотину выгнали.