- Рогдай-то как третьего дня ушёл со своими, так по сию пору вестей нет, - продолжил липовый дедушка. - Степанида тревожится...
Славен только головой вертел между ними.
- Твоя Степанида сейчас, как пугана ворона, куста боится. Вот что с бабами в тягости делается, - тем временем непочтительно отозвался о знахарке «дедушка», возможно, тоже липовый.
- Да, к бабке-то сходить надо...Кто, как не бабка, ответ даст? А может, и диковиной какой поделится, если нужным сочтет... - это мельник.
- Сходить, сходить, я, знаешь ли, - лесной хозяин крякнул, - к матушке со всем почтением и любовью, но лучше уж пореже с нею видаться, а то еще с того раза спина побаливает. Я для нее до сих пор глуздырь сопливый.
- Эх, согласен с тобой, мне довелось с бабой Я... с матушкой твоей свидеться, еще молод был, невесту свою искал. Нет, спина не пострадала, но на кругу мы поборолись, знатная воительница матушка твоя!
- Вот и сходи к ней, навести старушку, - обрадовался волхв.
- Э не... годы, годы уж не те, кхе-кхе, ты понимаешь... - мельник что-то быстро зашептал на ухо хозяину, обрисовывая при том руками крутые изгибы женской фигуры. - ...Да и потом еще несколько зим кряду в лес ходить страшился, ведь тот, кто отцом тебе приходится, ревнив, как Ужас. Не зря же по полгода, пока он в отлучке, Яга старой бабкой в избушке сидит. А как прилетает сюда на крыльях холодных ветров, так в тереме красавицей...
- Не, отец ревнив, конечно, но поверь, за несколько веков он давно привык к любой внешности жены, а в её шалости не верит. Просто разумей сам, если бы люди знали, что на кромке, между явью и навью, живет красна девица? А? Матушка рассказывала, что еще когда звали её Марьей Моревной, или просто Мариной, царевною морской, сколько приходилось ей от поклонников отбиваться, оружием, до смертоубийства. Старухой спокойнее. В зиму да, она краса!
Славен стоял рядом с Поляной лопух лопухом. И речи вроде как понятные, но о чем - не уразуметь. Неужели о той самой бабе Яге, что детей малых ворует да добрых молодцев, чтобы сожрать потом? Ну и поинтересовался на свою буйну голову:
- Эта та самая баба Яга, костяная нога, что в ступе летает да смерти не знает?
Оба старика вмиг остановились и вытаращились на Славена, как впервые увидевши. Потом переглянулись и одновременно молвили:
- А вот ты-то, друг сердешный, нам и нужен!
У Славена чуть ноги не подкосились. Только присутствие любимой сдержало его от немедленного позорного бегства.
Пока оба деда обсуждали, как пойдет, как пройдет да как найдет избушку бывшей красавицы Марины добрый молодец Славен, вынырнула откуда ни возьмись невеста, уже с лукошком.
- Вот и славненько, - как ни в чем не бывало проговорила Поляна. - Я давно хотела у бабушки Яги побывать, а то почти не помню её...
И вот идут они какими-то тропками. Чудеса. Поляна спешит и по пути рассказывает:
- Эх, Славен, такой умный парень, а такие глупости говоришь! В печи живьем жарит и ест! Да ты утку когда стреляешь на охоте иль зайца, и то освежуешь сначала. Где это видано - убоину целиком варить? Это ж не рак! Да она сама этим слухам потворствует, точно тебе говорю. Но про печь доля правды есть...
Мурашки стайкой пробежали по спине парня. Вот если бы не Поляна! Ни в жизнь не пошел бы ни к какой Яге!
- Яга - она ведь знатная знахарка и ведунья.
- И колдунья, в ступе летает...
- Ну летает, и что с того? Подумаешь, вон некоторые вообще в медвежьей шкуре временами бегают - и ничего, женятся...
Славен слегка притормозил, даже головой потряс, слишком много информации за последнее время на его нетренированную голову свалилось. Но Поляна уже опять уверенно тянула за рукав, сворачивая на неприметную тропинку.
- Вот, скоро уже. Так вот, я малая совсем была тогда, и как воструха меня тогда не досмотрела? До сих пор кается, в общем, провалилась я в полынью, да течением еще подо льдом протащило. Дядька водяник, конечно, меня вытащил, а дедушко жизнь вдохнул, помню, как я тогда кашляла да водой плевалась! Но зацепила меня тогда огневица, в жару я металась долго, чахнуть начала, чего только со мною не делали. И повезли меня тогда к Яге. То дело перед масленицей было, бабуля еще в тереме жила, но уже мужа своего провожать собиралась... А, как вылечила-то? Да просто: натопила печь, потом, как жар спал, соломки туда постелила да накидала травок разных. Нет, котел не ставила, не смейся, потом меня тестом обмазала, это, значит, если горячих камней печи коснусь, чтоб не обжечься. Ну и на лопату меня - и в печь. И говорит: а ну, кричи громче! И мы с корогушей кто громче, я в печке, он снаружи. Весело было! Зачем кричать? А это чтобы больше горячего воздуха, травами пропитанного, вдохнуть и нутро прогреть. И враз отступила огневица. Безо всякого колдовства...
Славен был, мягко говоря, удивлен такой интерпретацией сказа про бабу Ягу, которой, кстати говоря, еще в детстве его мамки-няньки пугали.
Тем временем лес расступился и открылось на опушке зрелище: стоит изба, соломою свежей крытая, именно стоит и курячьими ногами перебирает...
Поляна что-то шепчет, обращаясь явно к избушке. Но ничего не меняется, девушка шепчет снова и даже ножкой притоптывает: «Эва ты как! А мы-то тебе угощенье принесли...»
Вероятно, среагировав на слова про угощение, избушка медленно поворачивается: нет, как будто не избушка поворачивается, а все обозримое пространство вокруг молодых людей. Вот уж избушка стоит не глухой стеной, а окошечком с голубым наличником, и полянка перед избушкой побольше стала, и банька рядом стоит. Рядом с банькой - большая ступа и метла прутьями вверх. А на окошке сидит огромный, по-видимому вездесущий, черный кот. У Славена даже сомнения не возникло, что это тот самый кот, с мельницы. Уж больно морда умная.
- Пойдем, не съест же на самом деле, - Славен взял невесту за руку.
От высокого крылечка сами собой ступеньки под ноги высыпали. Крыльцо совсем не дряхлое, добротное, дверь в избу низкая, но такая широкая, что телега может проехать, железными полосами окованная. В горнице большая печь свежевыбеленная, по краям наверху пучки трав развешены да пара котлов медных, небольших, к слову, человек не поместится. Стол, на столе блюдо с яблоками и рушник вышитый. Лавки широкие, коврами крытые - не бедно! В левом углу огромный сундук, который, судя по пышной перине и подушкам, служил хозяйке одновременно и гардеробом, и постелью. Запах в горнице свежий и приятный, травами, смолой и хлебом пахнет.
- Чего встали-то? Угощение на стол ставьте, подарки на лавку, сами в баню!
Славен завертел головой, не понимая, откуда голос идет, но идея про баню его вдохновила, и он, взяв Поляну за руку, шагнул к выходу.
-Это куда ты, охальник бесстыжий, девку тянешь? Она тебе ишшо не жена! И тусек-то, тусек, на лавку поставь. Что вы там принесли?
Крупный кот неожиданно ловко и мягко для его комплекции одним махом переместился на лавку. Славен замер соляным столбом. Кот. Говорящий.
- Ох, как же вы мне все настохорошели! Ко-ро-гу-ша. Корогуша я, а не кот. И говорить умею, в отличие от тебя, неуча, на четырех языках человеческих, а зверей и птиц так всех понимаю. Ну, что стоишь? Для кого баня топлена? Баба Яга не пустит за стол, пока не помоешься, не попаришься. Дух свой противный, человечий, не отмоешь, - кот хихикнул. - А то, бывает, прилетают тут некоторые, вынюхивают...
Славен с опаской пошел в баню. Но, к удивлению, баня была самой обычной, нет, не совсем обычной, и жар, и пар в самый раз, но ушаты сами водой не окатывали, мочало само по себе не мылило и спину не терло. Веником тоже самому орудовать пришлось. Но на выходе ждал Славена кусок льняного полотна да его собственная сухая да чистая одежда. Чудеса.