- И что взбесились тут? - старый Лисовский вышел на крыльцо, потирая припухшие глаза. Почти седой, с залысинами, в мятом домашнем халате.
Варвара еще помнила время, когда барин держался молодцом, приставал к девкам и даже в игрищах на Ивана Купалу участвовал.
Жену барин схоронил рано, сын эдак лет пять как представился, осталась одна дочь, Манька, и не сказать, что очень отцом любимая.
Лисовский беззастенчиво почесал голый живот, вот ведь ирод, даже исподней рубахи не носит.
Острый глаз бабы Варвары фиксировал каждую мелочь: и что не заспан барин совсем, скорее не выспался, и исподнего на нем нет, не потому, что не носит вовсе, а просто сейчас его нет. Вон как рука сначала потянулась рубаху поднять, по привычке, а потом уж тощее пузо чесать взялся. И людей, без дела по двору снующих, не разгоняет. С чего бы?
- Та-ак, что там у вас? - Лисовский широким шагом направился к кухне, стоящей от дома отдельно. - О-па... - барин наклонился над растерзанным, распростертым на земле женским телом. - Аринка!.
Глава четвертая
Выселки. Степанида
- ...Аринка-то Лисовского ключницей была, за палатами смотрела, ну что промеж них с барином еще было, я свечу не держала и говорить не буду...- продолжала рассказ Степанида. Лесной хозяин сидел напротив, слушал внимательно, не перебивая. Рогдай вместе со всеми на двор вышел, чтобы лишний раз её, Степаниду, не смущать.. Знал он всю эту историю.
Познакомилась Степанида с барином еще молодой девицей семнадцати лет отроду. Маменьку тогда уж два года как схоронили. Семья Степаниды были в этом краю пришлые люди, пришли уже не молодыми, детей не имели.
Отец мельницу поставил на реке, мать, как и Степанида, была травницей. Степанида появилась на свет, когда у иных уж правнуки бегают, а тут родителям Бог дочь послал. Родители её любили, работой не перегружали.
Отец со временем домик справил на краю деревни, но как мать скончалась, дома бывал редко, поначалу тосковал сильно, потом привык жить на мельнице.
А Степанида все в лесу пропадала- ягоды, грибы, травы. Не то чтобы не любили в селе дочь мельника, не обижали, но и не дружили.
Всяк знает, что любой мельник - колдун по совместительству. Лучше подальше от таких держаться.
Барин... Барин год почти за ней увивался, речами сладкими увещевал и чего только не говорил: что и на Дон с ней сбежать хочет, и в реке утопиться, коль она ему откажет, в общем, жизни ему без Степаниды нет. Никак.
Ну а для девки такие речи - что сладкий мёд, и не первая она, и не последняя, кто на обещания в вечной любви купилась да в стогу переночевала.
Ну и любила, чего там говорить. Хоть и понимала, что глупость, но верила.
Потом, когда жену похоронил, Лисовский другие речи заводил, что вот еще чуток - и в дом возьмет, барыней сделает.
Сначала, правда, ключницей звал, но к тому времени уж лет семь их знакомству минуло, и Степанида стала и старше, и умнее, и понимала, что врет ей бессовестно барин, но и любовь жила еще, и верить хотелось.
Так прошло всего пятнадцать лет. Барин захаживал все реже, а потом любовь Степаниды как бабка отшептала. Как отрезало.
И на ночной стук в дверь просто не открывала, днем барин не приходил никогда - таился, а в лесу она всегда его вперед слышала и скрыться успевала.
По-другому приказать ей у Лисовского права не было, все ж вольные они с отцом люди, да и отца барин как-бы побаивался, хоть и сравнялось почти тому восемьдесят лет.
Ну а потом Рогдай встретился. И не надо теперь Степаниде иной судьбы, как рядом с ним. Кто бы он там нибыл.
- В ту ночь Рогдай у меня был, и Лисовский в дом ломиться начал. Да еще выпивший. Я-то, как обычно, просто открывать не хотела, а Рогдай пошёл и открыл. Лисовский остолбенел сперва, потом петушиться начал: да кто таков, да я тебя властям сдам, даты беглый...Ну, Рогдай на двор вышел, а там... полнолуниеж было, вот он и не удержался, оборотился нечаянно, прям при барине, да еще со злости. И волком на барина и оскалился... Как тот улепетывал от Рогдая! Только пятки сверкали, - Степанида чуть улыбнулась, вспоминая, как слетел с Лисовского весь его задор. - Ну а я, баба-дура, как вернулся Рогдай, кричать на него начала, что дверь открыл. Я-то перепугалась, что Рогдай перед ним обернулся, а уж подлый характер барина кому как не мне знать. А милый мой подумал, что я Лисовского жалела. И ушел. Опять зверем обернулся и ушел. Я за ним кинулась - куда там мне за зверем угнаться, но бегу... Нагнала. Только не его. Лесом до усадьбы рукой подать, там и тропочка протоптана, но ночью кто там ходит? Вот на этой тропочке и нагнала я барина с Аринкой. В таком переполохе я была, что не услышала, а лаялись они на весь лес. Аринка в основном Лисовского поносила - и козлищем старым, которому не набегаться по чужим огородам, и лягушкою холодною, и что уд у него что уж дохлый. Ну и всяко непотребно и любому мужику обидно.
Я только в кусты успела шмыгнуть. Но он все равно что-то заметил.
Рот ей ручищей своей зажал и стоит, прислушивается. Я, обомлевши с перепугу, бочком бочком, да бежать. Я же и бегать тихо по лесу умею. А я сначала к отцу, на мельницу, побежала, чтоб тот через водяника Рогдаю передал, что ищу его, что дура я премерзкая и жизни мне без него, Рогдая, нет.
Да перепугалась очень, что видал барин что не положено, ну, думаю, дойду до него, зубы заговорю, что с Серком, мол, перепутал. Пес у меня, Серок.
Дошла до усадьбы, калиточкой тайной проскользнула, а там... Аринка мертвая посреди двора прям лежит. Я обратно, потом на поляну, думаю, Рогдай почувствует, придет... Да на Маньку Лисовскую наткнулась, потом Лука-обозник нас видал. Но он человек хороший, не-е-е, ни языком молоть, ни козни делать не будет. А вот Лисовский... Чую я, недоброе будет... И Аринку жалко. Да и дите у нее...
Глава пятая
Трактир Мироныча
Трактир на проезжей дороге, да еще рядом с почтовой станцией - место доходное. Здание добротное, большое, на каменной подклети.
Еще Мирон, отец нынешнего трактирщика Ивана, строил. Иван, которого иначе как Миронычем никто не звал, даже родная жена, наследство не промотал, женился удачно, детей Бог дал примерных, вот и дело шло. Аккурат на перекрестке дороги большой и маленьких от нее - в село да в усадьбу.
Даже сейчас, в начале лета, когда не до посиделок, к вечеру народ собрался.
Мироныч протирал рушником плошки, не забывая зорко следить за залом, вдруг кто пожалует, а ленивая подавальщица подскочит, только если гость справно одет либо лицом пригож.
Дверь распахнулась, впуская пыль, жар лета и коробейника Константина.
Чернявого, улыбчивого, с виду бесшабашного парня. Константин утверждал, что он грек, но жена Мироныча уверяла, что без цыган в родословной Константина не обошлось.
Коробейник занял свое любимое место за отдельным столом, покидал на лавку лоток с товаром да торбы, экий беспечный! Трактирщик быстро отдал распоряжения, чем потчевать гостя, подхватил шкалик с вином собственной выделки - и к гостю. Как же! Самые свежие новости! Откуда их узнаешь, как не от торговых людей?
- ...Вот так вот, Мироныч. Я тебе говорю - нечисто. А хозяин-то, Лисовский, кричит: «Оборотни это, их рук дело!» И трясется сам, меленько. Якобы сам этих оборотней видал. Все село взбудоражено, деток попрятали, мужики-то колья стругают...
Мироныч слушал завороженно, вот это новости!
Барскую полюбовницу оборотень растерзал! Да еще у него, у барина, на дворе!
А еще в этой суматохе открылось, что дочь барская, Машка, спуталась с урманиным, а ее ведь за сына воеводы отец прочил!