Изрядно помятый его натиском Лисовский смотрел на эту картину, выпучив глаза и открыв рот.
Потом рот закрыл, но только для того, чтобы вновь открыть его в визге: сейчас же закрыть в тереме на все замки его непутевую дочь!
Дочь? А Бьерна со двора выпроводить, немедля! И ни о каком сватовстве не может и речи быть!
И если Бьерн не уберется подобру-поздорову, велит спустить собак. Но ни угрозы, ни пара обломанных об него оглобель решимость урманина не поколебали, и ушел Бьерн со двора, только когда Лисовский пригрозил выпороть Маньку на заднем дворе.
Ушел, но пообещал Лисовскому, что будет медленно срезать с его тела кусочки кожи, если с Манькиной головы упадет хоть волос. Вот так они и расстались с боярином в то утро, весьма недовольные друг другом.
Спал ту ночь Лисовский плохо, точнее, вообще не спал. Почему он так тогда сделал, по какому наитию, сейчас и не скажешь. Но четко помнил, что прекрасно осознавал, что делает, когда тащил мертвую девку до усадьбы, боле того, моментально сложился в голове коварный план: кинуть ненадолго труп к хрячкам в загон, вот тебе и терзанное оборотнем тело. Потом вытащить обратно, что оказалось значительно сложнее, разгоряченные кровью хряки чуть было не кинулись на боярина. Но он справился. Подкинул тело под дверь кухни - ясно дело, кухарка раньше всех встает - да только успел улизнуть, как ту черти на двор вынесли. Вздремнул было немного, потом, когда причитания и ропот стали совсем уж громкими, вышел на крыльцо, явив себя народу.
Все по плану. Ладно. А то ишь ты, как и не хозяин он в собственных землях. И так всё не по его, все не ладится. Господь, заместо того чтобы забрать бесполезную Маньку, прибрал единственного сына! А такие надежды возлагал на него Лисовский, что сделает сын все, о чем ему, Лисовскому-старшему, мечталось, и как бы продолжится в этом боярин. Но нет. Все вышло не так, хотя сын, надо отдать должное, отцу не прекословил и делал все по воле его, Лисовского. Не то что эта тощая дурища дочь, упрямая коза. Вся в мать. Конечно, в мать, все плохое и неудобное может быть только от матери! Вот вобьет что себе в голову - непременно сделает! Не то что сын. Покладист был, всегда совета спросит. Нрава тихого. Это ж надо так! Из всего села да дворни в придачу унесла ужасная болезнь только его сына!
Боярин закусил губу, вспоминая старые обиды.
За полгода до страшного мора, что прошел по всей округе и прибрал молодого боярина, был в деревне старый волхв. Откуда он приходил и кто его звал - неведомо, но на своем веку видел его Лисовский дважды. Творил волхв в деревне какую-то волшбу, обещая, что, дескать, придет мор и надо от того мора обороняться. Мазал руны на теле сельчан какой-то мазью, кровью, между прочим, воняло, барина тоже мазал, причем палочкой плохо оструганной, чтобы свежая царапина была.
Потом то место покрылось гнойной коростой, потом зажило, только шрам остался. Боярин еще ничего, а многие так в горячке после той волшбы по три дня валялись. Но выжили все.
А вскоре пришло известие, что идет по граду стольному мор. И Лисовский срочно вызвал сына к себе.
Приехал сын, уже нездоровый по виду, и упал в горячке. Потом сыпь пошла по телу, а лекарь констатировал страшное - черная оспа. И смотался быстренько.
В село опять пришёл волхв, по его наущению в селе жгли костры, окуривали смолой дома, и в усадьбе это делали.
А кругом свирепствовал мор.
Кругом, но только не в селе и не в усадьбе! Унесла болезнь и половину двора трактирщика Мирона, он-то с семьей выжил, даже не заболев, мельника старого беда миновала, а что ему, колдуну? В соседних имениях смерть собирала богатую жатву, а у Лисовского забрала только сына. Никого боле не коснулась.
Лисовский потёр ладонями лицо. Вот сейчас они узнают, кто на этой земле хозяин! Ишь ты, шляются тут, как у себя в лесу!
Боярин с содроганием вспомнил оскаленную медвежью морду. Ничего, недолго вам вольничать осталось.
Выжгут под корень всю эту заразу. Он здесь хозяин - Лисовский! И все равно все по его будет!
- И раз с сыном не вышло, значит, Маньку надо отдать за Святослава, Славена, воеводы сына! - последние слова боярин незаметно для себя проговорил вслух.
- Кхе, барин, уж больно того, молод Святослав Иоанныч. Всего-то на два годочка Маньки постарше, - бывший денщик Филимон беззастенчиво называл молодую боярыню Манькой. Много ему было дозволено. - Да и соизволит ли сам воевода благословить такой брак?
- Соизволит, - у Лисовского и тени сомнения не было. - Сын он у Ивана Даниловича третий, а отпрыск пятый и последний. Старшие-то дети давно пристроены, и неплохо, а младший - не столь важно уж.
О мнении Марии Гавриловны на сей счет, понятно, никто и не задумался.
ГЛАВА 10. На мельнице
Пока Святослав Иванович, сын воеводы, радовался своему счастью, Лука с сыном успели перетаскать мешки с зерном на мельню и сели передохнуть, перед тем как мешки с мукой забрать. Лука тоже тихо радовался своему счастью - как же, сын Вадька делал большие успехи в крепости. Вон, уже грамоту знает! Возмужал, в плечах раздался, и не скажешь, что неполных шестнадцать ему! И вольный человек уже, как ни крути! И не абы кабы, а при большой персоне состоит. И не зазнается! Лука краем глаза посмотрел на сына, тот, истолковав это по-своему, торопливо полез за голенище сапога, ишь ты, и сапоги-то яловые, с подковками, как у боярыча!
- Вот, батя, - сын протянул свернутую тряпицу, - тут гостинцы, тебе ножичек да бусы матушке...
Лука чуть не прослезился от чувств. Вот сынок, не зазнался, не забывает родителей. Да что не забывает, почитай, каждую копеечку, от воеводы полученную, или гостинцами, или так, деньгой, в семью передает. Лука вздохнул счастливо и перевел взгляд на крылечко придела к мельнице, куда вышли воеводы сын с девицею...
Хороша пара, ничего не скажешь - и ростом друг другу под стать, и красотой, нарядны оба, яко на праздник. Лука скользнул взглядом по сапогам боярыча, тоже яловые, красные с подковками, точь-в-точь как у сына, только новые. Понятно дело. И тут повезло парню: видать, что боярычу уж не впору, Вадюхе и достается.
Лука повнимательнее присмотрелся к мельниковой внучке. И кого ж она ему напоминала? И лицо это круглое, и ямочки, стать... Это ж... Да быть того не может! Хотя...
- А скажи-ко, Вадька, ты ж на мельницу часто ездишь?
- Да, батюшка, только я и езжу.
- А скажи, часто ли ты тут видал эту девицу?
- Боярыча зазнобу-то? Да не, пару раз, может, мельком видал.
- А не знаешь ли ты, сынок, откель у неместного мельника взялась тут внучка? - спросил Лука таким тоном, как будто прекрасно ответ знал и поделиться знанием ему не терпелось, аж ногами притопывать стал.
- Не знаю, батюшка, - Вадюха для убедительности пожал плечами и глазами похлопал. - А ты знаешь?
- А знаю!.. Ну, догадку точно имею! - Лука суетливо поднялся. - Ну пошли, пошли, неча тут рассиживать, где там энти мешки с мукой?
ГЛАВА 11. В усадьбе
На второй день, как нашли покойницу, барин, видимо, в разум придя или, напротив, окончательно из разума выйдя, лютовал страшно. Дворня попряталась кто где мог, все быстренько нашли себе дело за пределами усадьбы, хоть и росли и множились слухи об оборотнях, но барин в гневе любого волкодлака почище будет. Кто не спрятался, отдувался своей шкурой на конюшне. Но так как это грязное дело было возложено на конюха Зосима и барин лично за экзекуцией не наблюдал, невезучие отделались легким испугом. С утра барин, дав распоряжения да лично заперев на ключ Маньку, ускакал в крепость да так и не появлялся почти до ночи.