— Ян, ты шо ли?
— Гэнрих? — Ян присмотрелся к нему и хлопнул себя по бокам. — Точно, Генрих!
— Немец? — Антон тут же вскинул пулемет, но Ян тут же отвел рукой ствол в сторону.
— Еврей, — Генрих поднял руки и отступил на несколько шагов назад. — Мы здесь все евреи…
— Антон, отставить! — скомандовал я. — Потом разберемся, а сейчас надо уходить.
Антон, скорчив недовольную мину, отступил в угол и принялся подозрительно наблюдать за Генрихом с товарищами. Я снова повернулся к заинтересовавшему меня "сидору".
— Там хлиб, сало, консервы… — пояснил Ян и показал на остальные мешки и ранец. — В тых тоже. Едою гады запаслысь добрэ. А щэ тут такэ найшлы…
Ян достал из кармана небольшой сверток и, развернув ткань, положил на стол. В неярком свете заблестели часы, десяток колец, серьги и… золотые коронки.
— Это откуда? — спросил я.
— У шуцманив в карманах найшов, — пояснил Ян.
Я стоял и рассматривал блестящие на столе драгоценности. Явно ведь все это не принадлежало полицаям. Отобрали у кого-то, сволочи! Или с трупов сняли – что не лучше. Я взял одно из колец, повертел в пальцах и положил обратно. И что с этим делать? Часы и драгоценности, конечно, всегда пригодятся. А вот коронки… Я аккуратно собрал коронки и, взвесив их в руке, бросил в лужу крови под ногами.
— Это мы брать не будем, а остальное – пригодится. Собираем все и выходим. Пора заканчивать – и так уже задержались.
Кое-как навьючив на Славка, Антона и четверых освобожденных трофеи, мы вышли из дома.
— Антон, Славко, идете с остальными в лес и ждете нас с Яном.
Посмотрев вслед удаляющимся фигурам товарищей, я повернулся к дому.
— Ян, я подожгу дом, а ты займись всем остальным.
Поджечь дом оказалось совсем не просто. Тем более опыта у меня в этих делах еще не было. Вот если б взорвать… Но нечем. Кстати, надо будет как можно скорее раздобыть где-то взрывчатку. Ладно, это потом. Сейчас – дом. Я снова осмотрел комнату. Что ж тут поджечь? Хоть бы бензин какой-то найти… Взгляд упал на висящую на вбитом в потолок крюке керосинку. Хм… Если есть керосиновая лампа – должен быть где-то и керосин. Пошарив по углам, я так ничего и не нашел.
— Ян! — я высунулся в дверь. — Ты керосин здесь не видел?
— Був керосын, — ответил тот откуда-то. — Я его в одын з мишкив положыв.
Блин, а мешок сейчас в лесу. У дожидающихся нас товарищей. Не бежать же за ним! Ладно, обойдемся тем, что есть. Со двора раздалось молодецкое уханье и громкий звон металла об металл. Что-то Ян там крушит… Я собрал все тряпки, которые смог найти в доме и разбросал их по полу, стараясь, чтобы они не ложились на лужи крови. Затем снял с крюка лампу и, размахнувшись, бросил ее на пол среди тряпок. С жалобным звоном разлетелся мелкими осколками колпак, отскочила в сторону металлическая крышка… Керосин огненной змейкой вытек на тряпки и вскоре приличный кусок пола весело полыхал. Будем надеяться, что этого хватит.
Я вышел и горящего дома. Оказалось, Ян тоже справился со своей задачей – навес над оборудованием тоже занялся. А вот и он сам.
— Что это ты тащишь? — поинтересовался я у Яна, который успел еще что-то найти.
Вместо ответа тот вывалил передо мной на землю кучу разного инструмента. Топоры, пара лопат, пилы, мотки веревки… Хозяйственный у меня товарищ, однако.
— И зачем нам это добро? — поинтересовался я. — И так нагрузились трофеями. Лопаты-то нам зачем?
— Та можэ сгодыться, — ответил Ян, снова собирая инструменты. — Жалко кыдаты.
Я почесал затылок. В принципе, он прав. Нам же еще лагерь надо будет построить. Может землянки выкопать… Мы же их штыками копать не будем! Вот лопаты и пригодятся. Да и остальному применение найдется.
— Ладно, — я отобрал у Яна половину груза. — Пошли к остальным.
Рассвет мы встречали уже в большом лесу, до которого добрались без приключений. Страх погони придал нам сил и шесть километров по полям мы преодолели на одном дыхании. Даже Генрих со своими изможденными товарищами не отставал. Впрочем, опасения оказались напрасными. Если кто-то и поспешил на устроенный нами пожар, то мы успели проскочить раньше. Погони тоже не было ни видно, ни слышно. Повезло или хваленый немецкий "орднунг" оказался все же слишком переоценен в мое время? А может быть, вблизи не было немецких частей – одни полицаи? В любом случае, дареному коню в зубы не смотрят. Ушли тихо – и хорошо.
— Генрих, отойдем, — сказал я, когда мы решили, что ушли уже достаточно далеко. Мы отошли в сторону, я устало присел под деревом и вытянул гудящие ноги. — Рассказывай давай, как это вас в тот сарай занесло?
Генрих оглянулся на своих товарищей по несчастью, потом бросил опасливый взгляд на подошедшего Антона, который так и не сводил с него глаз, посмотрел на Яна и только тогда начал свой рассказ.
— Мы, панэ офицер…
— Товарищ командир, — машинально поправил я.
— Так, товарищ командир. Звыняйте, — тут же исправился Генрих. — Меня звать Генрих Цупик. Я е учитель из Гощи. Когда мост взорвали, фашисты приказ выдали – увеличить поставку дерева с окрестных лесопилок. А там – где по два-три рабочих было, а где вообще никто не работал. Наш староста и придумал евреев по селу собрать и на лесопилках работать заставить. Говорил, шо все равно нас фашисты постреляют…
— Суки! — зло сплюнул Антон, присаживаясь рядом. — Бить этих немцев надо так, чтоб род их весь под корень…
— Антон! — я смотрел на него, пока Антон не опустил глаза и не отвернулся.
— Зачем же всех, панэ… товарищ? — отозвался Генрих. — Фашистов бить надо. А немцев за что? Не все же немцы – фашисты. Я тэж немец…
— Как так? — снова насторожился Антон. — Ты же говорил…
— Ну да, — согласился Генрих, — я – еврей. Но родился и вырос я в Дрездене. Это на востоке Германии. А потом, в тридцать шестом году, когда жить там совсем неможна стало, переехал в Прагу. Когда и туда фашисты пришли – снова перебрался. Сначала в Варшаву, а оттуда – в Ровно. А с тридцать девятого года в Гоще живу…
— Значит немецкий знаешь? — оживился я.
— Так, па… товарищ, — кивнул Генрих, — знаю. А щэ знаю чешский, польский, украинский и русский языки.
— Чем ты занимался до войны? И почему из Ровно в Гощу перебрался?
— Магазин у меня был. Торговал всякой хозяйственной мелочью. И в Дрездене, и в Праге, и в Варшаве, и в Ровно магазин держал. А потом, когда советы пришли… — на этих словах Генрих как-то опасливо на меня глянул и втянул голову в плечи. — В общем, ваши ж не приветствовали коммерцию. И дом у меня был – забрали. Пришлось в Гощу переселиться. А куда еще идти было? Вся Европа под фашистами… А там в школу учителем устроился. Так и жил, пока и сюда они не добрались.
— А почему на восток, за нашими, не ушел?
— Не успел, — снова понурился Генрих. — Все не верил, шо фашистов аж сюда пустят. А потом уже поздно было…
— Хорошо. Продолжай.
— А шо продолжать? Собрали они евреев, кто в Гоще был и по окрестным селам, и заставили работать.
— Почему вас мало так? — спросил я. — Всего четыре человека на лесопилку? Или евреев больше не набралось?
— Как не набралось? Кто годный для такой работы был – больше десятка набрали. Только не одна ж эта лесопилка в округе. Вот и раскидали нас. Мы ж вместо тягловой скотины на той лесопилке были. Нам даже топоры не доверили. Лес валили мужики с хуторов – не знаю вольные или их тоже заставили, потом мы вчетвером бревна тащили к лесопилке, а тут уже другие с ними работали. А на ночь нас в сарае запирали…