— Принесу, — пообещала я и поспешила назад. — Ну, бывай.
Домой почти бежала: замешкалась я все-таки с Мирой, начало стремительно темнеть. А оглоед мой наверняка потребует ужин и снова будет недоволен, что мяса нет. Вот что мне с ним делать?
Но я ошибалась. Тура застала во дворе: он откуда-то приволок огромный толстый дуб и теперь рубил его на поленья, закатав до локтей рукава нижней рубахи. У стены сарая аккуратной горкой высилась свежая поленница. Я чуть рот не открыла от удивления. Волосы он связал у затылка черной лентой, по столичной моде: не раз видела такие прически у королевских гвардейцев. Несколько прядей уже успели выбиться из узла и прилипли к вспотевшему лицу. Завидев меня, он смахнул их со лба и недобро сверкнул болотными глазами.
— Что так долго?
— Прости, — о Мире говорить не хотелось. — Уже проголодался? Я сейчас быстро что-нибудь приготовлю.
— Ишь ты, выучилась, — довольно усмехнулся он и оперся на толстое топорище, уткнув лезвие в мощный пень. — Не суетись: ужинать дома не буду, в трактир пойду.
К Мире, догадалась я.
— Все равно у тебя жрать толком нечего, — не преминул поддеть меня Тур.
— Как изволишь, хозяин.
— Так и изволю. А ты пока приберись там. Да одежду мою почини.
Я покорно кивнула — лишь бы не орал — и направилась в дом.
— Эй, Илва!
Я обернулась.
— Чего еще?
— Завтра в лес не ходи, — он покосился на поленницу, явно ожидая похвалы. — Дров достанет на первое время.
— Хорошо. Спасибо.
Мне и впрямь было дивно, что Тур-лежебока взялся сделать хоть что-нибудь по хозяйству. И то верно: если в доме будут крепкие дубовые дрова, то и тратить время на поиски хвороста мне ни к чему. Рассыпаться в благодарностях я не стала, но теперь и впрямь хотелось сделать для него что-то хорошее. Поэтому, едва переступив порог и раздевшись, я сняла с гвоздя у двери его кожаную куртку и штаны и принялась спешно чистить их от засохшей грязи и пятен крови.
***
Смех один был смотреть, как он прихорашивался, собираясь к Мире. Целую вечность вертелся у медного зеркала, причесывая свои длинные космы костяным гребнем — я и не знала, что у него такой есть. Гадливо кривил лицо, рассматривая в зеркале синяки и ссадины — но тут уж я ему помогать не стала: само заживет. Проверил, гладко ли выбрит, и тщательно срезал лезвием ножа несколько пропущенных волосков. Вновь связал волосы своей щегольской лентой, расправил на себе рубаху и втиснулся в кожаный верхний костюм. Покосился на меня сквозь отражение в зеркале, когда заметил, что куртка вычищена; поскреб ногтем свежий шов на рукаве, проверяя на крепость.
— Не жди меня, спать ложись. Буду поздно.
Я пожала плечами: как по мне, пусть бы вовсе не возвращался. А если и вернется, то лишь бы не так, как прошлой ночью, оглушая меня грохотом доспехов.
Проводив его, я покормила и загнала в сарай кур, погасила в доме лишние свечи, оставив лишь одну на подоконнике, и снова вытащила из чулана бадью: пока нет Тура, надо бы улучить момент и самой вымыться. Схватилась было за ведра, чтобы натаскать воды из колодца, да вновь несказанно удивилась: бочка была до краев полнехонька. Надо же, и здесь он успел.
Водрузив ведра на печь, чтобы согреть себе купель, я устроилась возле свечи латать Турову выстиранную одежду. Если здраво рассудить, то не так уж все и плохо. Коль не разленится вконец, то и дрова у нас будут, и крышу дырявую, на радость старым духам, починить сможет, и забор покосившийся поправить. Да и ко мне с лихими замыслами больше никто не сунется: суровый мужик со здоровенным мечом в доме кого хочешь отпугнет.
Закончив работу и всласть искупавшись, я забралась на свою лежанку под теплое одеяло из овечьей шерсти и сладко заснула.
Тур вернулся домой уже далеко за полночь. Если б меня не разбудило конское ржание, скрип дверей и громкий тяжелый топот по скрипучим половицам, то уж наверняка это сделал бы крепкий дух выпитого им вина. Если он будет надираться эдак каждый вечер до самого лета, то гонять из избы мух больше не придется: сами подохнут от такого-то зловония.
Но я лежала тихо, как мышь, не подавая виду, что проснулась. Тур долго кряхтел и пыхтел, стаскивая с себя одежду и сапоги, а затем кулем рухнул на свою лежанку и зычно захрапел, едва коснувшись головой подушки. Из моей груди вырвался облегченный вздох: хвала духам небесным, хоть этой ночью высплюсь спокойно.
Хочешь насмешить духов — доверь им свои чаяния.
Дикий гвалт, донесшийся со двора, заставил меня вновь подскочить на постели. Сколько времени прошло с тех пор, как я провалилась в сон после прихода Тура, я и знать не знала, да только за окном была все еще глубокая, темная ночь. С колотящимся сердцем я схватилась за вилы, всегда стоящие наготове у моей кровати с тех пор, как к нам с Ульвой впервые пожаловали разбойники, и прислушалась. Людских голосов не слыхать, зато Туров конь ржал так громко и душераздирающе жалобно, словно его заживо рвали на части. К ржанию примешивались и другие звуки: кудахтанье всполошенных кур и… дикое, злобное рычание.