Пытаясь унять дрожь в руках, я выпила воды, натянула снятое перед сном платье и пригладила волосы. Походила по избе, выравнивая сбившееся дыхание, умыла горящие щеки холодной водой, опрокинула в кадку в который раз согретые ведра, и лишь тогда решилась выйти во двор. Подошла к Энги и осмелилась тронуть его за локоть, дождавшись, когда в стороны разлетятся половинки расколотого надвое полена.
— Там… вода готова. Пошел бы помылся. Брось это, ты же устал.
Не глядя на меня, он поставил на пень следующее полено. Я благоразумно отступила, чтобы не задело ненароком по лбу: вместе с силой удара из Энги выходила вся его злость.
Злость на меня, очевидно.
— Энги…
— Ладно, — буркнул он, вопреки ожиданию; отшвырнул топор и зашагал в избу.
Я немного постояла в растерянности, неспособная мыслить связно, и принялась собирать разбросанные по двору колотые поленья. Что мне делать теперь? Как вести себя? Энги, очевидно, ожидал от меня не такого ответа. Сердце вновь отчаянно заколотилось, будто всполошенный заяц, а за грудиной разлилось вдруг неожиданное тепло — он позвал меня замуж! Почему-то до этих пор у меня и мысли не возникало, что у нас с ним может дойти до такого…
Кое-как сложив дрова в поленницу, я зачерпнула ладонями снега и приложила к пылающим щекам. Ведь не может в моей жизни дважды случиться одно и то же? Если Хакон поступил со мной непорядочно, почему обязательно таким же должен оказаться и Энги? И ведь прежде ничего такого я за ним не замечала. Почти три седмицы мы жили с ним вместе, и ни разу он мне слова худого не сказал, никогда не насмехался, не позволил себе даже пальцем прикоснуться ко мне… ну, не считая ту пьяную выходку.
Я нервно заметалась по двору, измеряя шагами расстояние от сарая до забора. Он был добр ко мне. Мог бы прогнать из избы, когда вернулся домой, но ведь оставил у себя жить. Мог бы понукать мною, как бесправной рабыней, но ведь относился ко мне как к порядочной девушке. За три седмицы собрал для меня целых семь серебреников, а сам до сих пор без теплого тулупа ходит!
Да ведь он и вправду любит меня! — осенило меня внезапно. Ну и что же я, глупая, не сумела ответить? Разве я в самом деле хотела бы замуж за Хакона? Или за кого-то другого? Разве Энги — не лучший жених для меня? Мы живем с ним недолго, а уж знаем друг друга, как облупленных.
Я едва удержалась от того, чтобы не ворваться в избу и не выпалить прямо с порога, что согласна стать его женой. Но, вовремя вспомнив, что он сейчас моется, голый и злой, снова вспыхнула и продолжила нервно метаться по двору.
Он-то любит, а я? Могла ли я в самом деле полюбить его так быстро и незаметно для самой себя? В памяти вспыхнул отчаянный поцелуй, на который решился сегодня Энги, и непонятное томление вновь зародилось внутри, разогнало по венам кровь и заставило сердце биться быстрее. Прикосновение его губ до сих пор горело на моих губах, я словно наяву ощущала дерзкий язык, скользивший у меня во рту. Словно пытаясь удержать ощущения, я смущенно тронула губы пальцами. Я уже взрослая, по меркам деревни, уже совсем перестарок. Мне ли стыдиться поцелуев? Перед глазами вновь встал Энги, голый по пояс, и я вспомнила, как хотела прикоснуться ладонью к его груди, погладить напряженную спину… Если мы станем мужем и женой, мне придется оставить девичий стыд, позволить ему прикасаться к себе, но и я смогу трогать его тело, как я захочу…
Неугомонное сердце вновь заколотилось в горле, а в ушах зашумела кровь. Я подняла глаза к небу и увидела молчаливое сияние звезд, ласково глядящих на меня сверху вниз.
Я скажу ему. Тотчас же, как только он впустит меня.
Кажется, целая вечность прошла, прежде чем в сенях хлопнула дверь и на пороге появился Энги, переодетый в новые штаны и рубаху. Он принялся молча выплескивать воду из бадьи, а я кожей ощущала его злость, которая так и не ушла до конца. Ну ничего, как только я улучу правильный момент, чтобы поговорить с ним, его дурное настроение как рукой снимет.
Стараясь не мешать ему, я проскользнула в избу, подобрала с пола его грязную изношенную одежду и бросила в корзину — стирать буду завтра. Дожидаясь Энги, который продолжал, сердито сопя, носиться с ведрами из избы во двор, я села на своей лежанке, смиренно сложив на коленях ладони. Как только он с грохотом задвинул бадью в чулан и вернулся в горницу, я поднялась и сделала шаг навстречу.