Так и не вымолвив ни слова, Энги отвернулся и зашагал вслед за Ирахом. В угрюмом молчании за ними потянулись и остальные охотники.
— Ты знала! — едва они скрылись за дверью трактира, вновь накинулась на меня Руна. — Это ведь ты зверье в лесу разогнала? Ведьма поганая! Поглядите на нее, добрые люди! — запричитала она, тыча в меня пальцем и обводя гневным взглядом товарок. — Вот ведь ведьма, а! Когда просили ее волков от деревни отвадить, пальцем о палец не ударила! А как мужики-то за вилы взялись, тварей и след простыл! Думаешь я не видела, как ты зубы-то скалила? Всем горе, а она потешается!
— Так может, и на коров моих порчу навела? — всплеснула руками Тильда, жена Ланвэ. — Одна доиться перестала, будто проклял кто, а вторую волки чуть насмерть не задрали!
— А у нас козу утащили! Даже копытца не оставили! — подхватила Марта.
— Мама! — одернула ее Келда, нахмурив брови. — Перестань, при чем тут Илва?
— А Гилля-то, Гилля моего! — запричитала старая Линне. — Как есть, уморила! Заживо зарезала! Мужа моего, сокола ясного! А ведь мог бы еще жить и жить, если б не ведьма окаянная! Все нутро из него вынула, и на глаза мне показываться не постыдилась!
— И лорду Милдреду, господину нашему, разум-то затуманила! То-то на других отыгрался, а ей хоть бы разок досталось за ведьмовство! — послышался гневный голос Мариры, что служила прачкой у Ираха. Ей пришлось отведать несколько плетей за недоплату, но ведь я приходила к ней в дом, лечила ее мазями…
— Да будет вам, бабоньки, — подала голос Грислинда, жена пекаря, — как вороны заклевали девицу. Моему Берси она помогла, а уж как животом маялся!
Но на женщину немедленно накинулись с новым пылом:
— Так может, она и хворь на твоего Берси наслала, чтобы ты потом монетой за лечение заплатила! Ведьма она! Ведьма и есть! На чужой беде наживается!
Все еще не веря глазам и ушам и чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, я переступила через каменный круг и попятилась к лесу. И с этими людьми я жила бок о бок столько времени? С этими женщинами я только сегодня хотела подружиться? Надеялась, что станут считать меня своей?
— Куда?! — завопила Руна, подскочив ко мне в два прыжка, и ухватила за косу. — Напакостила — и бежать? Нет уж, злодейка, теперь тебе не уйти от кары Создателя!
Я попыталась освободить косу от цепких рук, но Руна сорвала с моей головы платок и с силой, которой я от нее не ожидала, толкнула меня к чучелу Мары. Не удержавшись, я споткнулась о каменную ограду и упала на колени прямо к жертвенному костру.
— Бей ведьму! — завизжал кто-то, и почти сразу в меня полетел камень.
— Бей! Так ее!
— Я не ведьма! — крикнула я, но камни уже летели в мою сторону один за другим.
Пытаясь защитить голову руками, я повернулась к разбушевавшимся женщинам спиной. К счастью, овчинный тулуп смягчал удары, но один пришелся по кисти — такой сильный, что я охнула от боли. Лишь на миг прижала к груди ушибленную руку, как другой камень успел угодить в голову у виска.
«Убьют насмерть, — пронзила голову страшная догадка. — Ведь не шутят, забивают взаправду!» С трудом поднявшись, я попыталась укрыться за соломенным чучелом, но кто-то дернул меня за подол, кто-то рванул на груди застежки, кто-то стащил с плеч тулуп.
— Нет! Пожалуйста, не надо! — кричала я.
Да разве меня кто-то слышал?
Рассвирепевшие женщины нещадно дергали меня за волосы, колотили по спине чем придется, разорвали и содрали с плеч даже платье, оставив в одной исподней рубашке.
— Сгинь, проклятая! — не унималась Руна, передавая поглотившее ее безумие остальным.
— Извести ведьму!
— Сжечь ее!
— Я не ведьма!
На миг показалось, что кто-то пытается воззвать к их разуму и защитить меня — кажется, я узнала голос Ниты, или это была Грислинда? — но глаза уже заливала кровь из разбитой головы, вырванные из косы волосы клочьями свисали надо лбом, мешали что-либо увидеть. В озверевшей толпе мне померещилось лицо Миры — холодное, бесстрастное — и камень в ее руке. Или всего лишь почудилось?
Страх и отчаяние придавали сил, но навалившиеся гурьбой женщины не позволили мне вырваться, схватили за руки, раздобыли веревки и связали запястья за спиной Мары, заставив обнять ее, будто лучшую подругу.
Град камней продолжал сыпаться на незащищенную спину, но страшнее всего были искаженные яростью женские голоса.
— Масла, масла подлей! Да не жалей!
— Сюда, прямо на солому!
— Подбрось еще!
— Кремень! У кого кремень?!
— Где светоч? Получше окунай! Пусть как следует разожжется!
Я заплакала, все еще силясь вырвать запястья из пут: