— Не надо! Пожалуйста! Я ничего не сделала! Я не ведьма! Прошу вас!
— Илва! — словно во сне, мне почудился голос Энги. — Не троньте ее, стервятницы!
— Да вы что, бабы, совсем ополоумели?! — голос Ираха слышится взаправду, или разум играет со мной злую шутку?
Громкая ругань Хакона заставила меня зарыдать еще громче: кажется, я спасена!
Чей-то нож рассек тугую веревку на запястьях, и я упала на колени, все еще обнимая липкую от смолы и меда Мару. Меня подхватили сильные руки и взвалили на широкое плечо. Полуслепая из-за прилипших к лицу окровавленных волос, окоченевшая от кусачего мороза, я бездумно обняла своего спасителя и ощутила родной запах: Энги.
— Потерпи, Илва, — приговаривал он срывающимся хриплым голосом, — сейчас будем дома.
Я всхлипнула, роняя слезы ему на затылок и крепче обнимая за шею. Хотелось сказать, как сильно я люблю его и как благодарна за то, что он вернулся и успел меня вызволить, но замерзшие губы не желали слушаться, и слова потерялись в горьких рыданиях.
— Потерпи, Илва, — твердил он, словно молитву в ответ на мое мычание, — все будет хорошо. Больше тебя никто не обидит.
Слезы душили, боль разливалась по избитому телу, зимний холод сковывал сцепленные в замок руки.
— Энги, — неслышно шевельнулись мои губы, и свет померк перед глазами.
Очнулась я уже дома, в тепле, мягкой постели, накрытая теплым одеялом. Надо мной склонился Энги, согревая в ладонях мои руки.
— Проснулась? Ну и напугала ты меня. Голова сильно болит?
— Отойди, — за его плечом возникла Келда с миской в руках, — кровь обмыть надо.
Энги хмуро дернул бровью, но отодвинулся, уступая место Келде.
— Что это за липкая дрянь на ней? — пробурчал он, с брезгливостью оглядывая свои ладони.
— Смола и мед с Мары. Она вся в этой гадости — ее бы вымыть.
— Вода греется, — со стороны печи послышался голос Хакона, — сейчас лохань притащу.
— А можно ей? — неуверенно спросил Энги, заглядывая мне в лицо. — Ничего у нее не сломано?
Головы коснулось мокрое полотенце, и я едва подавила вздох — больно.
— Что там? — наконец, вымолвила я.
— Камнем попало, — голос Келды звучал мягко и успокаивающе. — Крови натекло… Кажется, рана глубокая, зашить бы. Но я не смогу.
— Я тоже, — поспешил вставить Энги, не спуская с меня тревожного взгляда.
— Если надо, зашей, — собственный голос звучал хрипло и противно, — это не сложно. Возьми нитки и иглу в коробке у кровати.
— Я не смогу, — испуганно замотала головой Келда.
Я вздохнула и закрыла глаза. Едва шевельнулась, как спину пронизала боль от побоев. Хорошо хоть ребра не сломаны.
Впрочем, хорошего было мало. Боль тела рано или поздно залечится, а вот боль души… Так плохо мне никогда еще не было. Я ведь знала, что люди меня не любят, но чтобы настолько, чтобы забивать камнями и заживо сжигать…
— Пустое, — шепнула я, не открывая глаз, — как-нибудь затянется.
— Я смогу, — отозвался Хакон, — только напоить ее надо чем-то, чтобы не болело так.
— Илва, что с тобой? — послышался испуганный голос Энги, лица коснулись теплые липкие пальцы. — Эй, посмотри на меня!
— Да не трогай ты ее, иди руки вымой! — шикнула на него Келда.
— Илва, открой глаза! — не унимался Энги. — Она же не умирает?!
— А я почем знаю?
— Не умираю, — я нехотя приоткрыла глаза, — хотя лучше бы умерла.
Два облегченных вздоха слились в один, словно последних слов никто не слышал, и Энги полез руками в миску.
— Да не здесь же, дурень! Я этой водой ее умываю. Уйди, не мешай.
Скрипнула лежанка, и сердитое сопение Энги раздалось уже от рукомойника.
— Так что с зельями этими? — снова подал голос Хакон и сунул мне под нос несколько пучков сушеных трав. — Илва, какую брать?
Я сглотнула и заставила себя шевельнуться. Руки противно тряслись, когда я дотронулась до нужной связки.
— Вот эту.
— Только ее? — засомневался он. — Для Тура мы вроде две варили.
Можно было бы объяснить, что усыплять меня незачем, достаточно лишь притупить боль отваром арники, но сил почему-то не осталось, и я снова закрыла глаза.
— Не утомляй ее, делай что она говорит, — осадила его Келда. — Ты точно сможешь?
— А чего там не смочь. Я видел, как она Тура штопала. Ничего мудреного.
Несмотря на досаждающую боль, я почувствовала, как уголки моих губ тронула улыбка.
Мне было очень плохо. Но друзья не оставили меня в одиночестве. От этого знания острая льдинка в груди понемногу таяла.
Келда закончила меня умывать и осторожно расплела косу. Приговаривая ласковые слова, отмыла с волос кровь, выпутала застрявшую в них солому и долго мучилась с налипшей кое-где смолой. Затем меня опоили горячим отваром, и Хакон подступил ко мне с иглой и нитью. Келда, прикусив губу, уступила ему место.