— Я не хочу в мужья ни отца, ни деда, ни Милдреда. Я…
— Что за блажь, Ингрид? — окончательно вспылила королева и, поднявшись с кресла, нервно заходила по комнате. — Ты ведь не можешь оставаться в девицах всю жизнь!
Лучшего момента и не сыскать. Собравшись с духом и не сводя глаз с королевы, я осторожно закинула удочку:
— Но я хочу выйти замуж за человека, которого полюблю.
Королева остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену. Молчаливый лекарь испуганно подобрал ноги под кресло.
— Где ты нахваталась этих глупостей? — раздраженно воскликнула матушка. — Ты рождена принцессой, какая любовь? Скажи спасибо, что тебя не продают крэгглам, чтобы заключить с ними мир и покончить с многолетней враждой, как того хотели советники!
Я горько усмехнулась: если бы матушка знала, как она была близка к тому, чтобы породниться с потомком крэгглов!
— Я говорю спасибо, но я не хочу выходить замуж за Милдреда.
— Ингрид, — королева совладала с собой и присела в кресло, — я понимаю, ты сейчас в некотором смятении, но я…
— Я не в смятении, матушка, и понимаю, о чем говорю. Еще недавно вы думали, что меня нет в живых, и Милдред с этим смирился. Теперь я есть, и я хочу сама решать, за кого выйти замуж, а не исполнять волю короля.
— Может, у нее жар? — с подчеркнутой любезностью матушка обратилась к лекарю. — Когда будете осматривать, пощупайте ее лоб.
— Он не притронется ко мне, — сказала я жестко, вцепляясь пальцами в подлокотники кресла. — Никакого осмотра не будет. Если хотите, я подпишу отказ от наследства, но я не выйду замуж за человека, которого не люблю.
— Моя дорогая, — королева почти шипела, обращаясь ко мне. — Возможно, когда ты увидишь Милдреда, то перестанешь упрямиться. Мы можем пригласить твоего жениха на смотрины, вы с ним прогуляетесь по саду, поболтаете, ты сама увидишь, насколько он хорош, и захочешь…
— Не надо его сюда приглашать, — испугалась я, — я не буду с ним гулять. И замуж все равно не пойду.
Продолжать неприятный разговор не было смысла. Наплевав на дворцовый этикет и не спрашивая разрешения у королевы, я поднялась с кресла и решительно направилась к выходу. Обернувшись на пороге, ядовито бросила:
— У меня нет жара. Скажите лекарю, чтобы не беспокоился. А от ломоты в суставах пусть попробует прикладывать свежий сок ядовитого лютика к больным местам. И отвар лавра вовнутрь.
Хотелось громко хлопнуть дверью, но я вовремя обуздала себя и прикрыла ее аккуратно. Ни к чему демонстрировать глупое ребячество. Королева должна понимать, что имеет дело не со строптивой девчонкой, а со взрослой, разумной, самостоятельной женщиной.
Впервые за время пребывания во дворце я без труда нашла свои покои. Уже там, закрывшись ото всех, я в волнении ходила вдоль и поперек по комнате, ломала пальцы и кусала губы. Сказочная жизнь во дворце слишком пленила меня, вместе с сытым желудком жиром заплыл и разум. Как я не подумала о том, что сразу по возвращении меня непременно захотят вытолкать замуж?
Энги был прав: говорить о моем желании выйти за него очень опасно. Его немедленно отошлют с моих глаз долой, а дальше…
А что дальше? Не потащат же меня под венец силой? Кто знает, если бы я помнила свое прошлое, свое истинное воспитание, возможно, я бы безропотно подчинилась воле родителей и смиренно приняла бы свою судьбу. Да еще и радовалась бы, дурочка, что выхожу замуж за молодого знатного красавчика!
Но ведь я знала, каков из себя Милдред. С содроганием припомнила лихорадочный блеск в синих глазах, когда он наблюдал за наказаниями людей. А как он хотел унизить Энги! Как ему нравится причинять боль!
Эх, и почему нельзя рассказать об этом матушке?
А может быть, как раз и стоит рассказать? Признаться во всем? Может, тогда она поймет?
Нет, очень опасно. Она может поверить, но если нет… Придется выложить им все о Трех Холмах, и они узнают об Энги, и… Нет, нет, этого нельзя допустить.
Поначалу я хотела поделиться с ним своими страхами. Но затем решила не тревожить его, пока не придумаю, что делать дальше. А заодно и посмотрим, прислушается ли к моим словам королева.
Тем же вечером, когда служанки переодели меня перед сном в свободное домашнее платье, разобрали мудреную прическу и заплели волосы в свободные косы, в дверь постучали. Служанки впустили в покои странную женщину. Морщинистое лицо выдавало почтенный возраст, выцветшие глаза смотрели с полуслепым прищуром, седые волосы неряшливо выбивались из кое-как собранного на затылке узла, от неопрятной одежды пахло сыростью, мышиным пометом и лекарственными травами. К горлу подобрался липкий страх, и я отступила назад, поближе к притихшим служанкам.