— О ребенке, — призналась я, облизнув внезапно пересохшие губы.
Энги со вздохом отстранился от меня, и я едва не взвыла.
— Что ты делаешь? Продолжай!
— Не буду, — он упрямо выдвинул челюсть. — Ты сейчас не со мной, а витаешь где-то далеко, в дурацких мыслях. Я хочу чувствовать себя твоим мужем, а не быком-осеменителем.
Я похолодела: неужели я своей неуклюжестью все испортила?
— Энги, — я потянулась к нему, прильнула тесно, погладила сильное плечо, напряженную мускулистую спину. — Энги, не обижайся… Как только у нас все получится, я смогу расслабиться, поверь мне.
Но упрямец Энги закрылся от меня, уткнувшись лицом в подушку и оттопырив лопатки. Он все еще тяжело дышал, на коже блестели капельки пота, но его страстный пыл угас: я уловила это чутьем любящей женщины.
— Прости меня, Энги, — прошептала я, целуя его в плечо. — Я втянула тебя в опасность, и теперь хочу спасти. Тебя и себя. Понимаешь?
— Плевать. Ты хочешь не меня, а ребенка, — буркнул он глухо.
Я обиженно сжала губы, а Энги, отдышавшись, сполз с лежанки, подобрал брошенную одежду и демонстративно перебрался на свободную кровать. Я осталась одна в постели, которая еще хранила тепло и запах любимого. На глаза навернулись слезы. Как я могла все разрушить своей глупостью?
Впору было рыдать от досады. Странным образом все перепуталось: я осталась в постели Энги, а он обиженно сопел на моей, а ведь это была самая долгожданная ночь в нашей жизни! Нам полагалось бы до утра согревать друг друга своей любовью…
Пожалуй, следовало подойти к нему, зацеловать до бездыханности и вымолить прощение, но внутренняя боль и вползшая в сердце обида не позволили мне сдвинуться с места. Он оставил меня одну, как бывало и прежде, только теперь это случилось, когда мы по-настоящему стали мужем и женой.
Глотая слезы, я слушала тяжелые вздохи отвернувшегося к стене Энги и не могла поверить, что день нашей свадьбы закончился так нелепо.
Глава 22. Радости и горести
Утро следующего дня не задалось с самого начала. Энги бродил по двору чернее тучи, и никакие мои попытки подластиться к нему не увенчались успехом. Даже ради завтрака он не захотел идти в дом, пришлось выносить еду на улицу. Он усиленно делал вид, что страшно занят: чистил двор, латал щели в сарае, починял покосившийся забор. Когда солнце встало высоко, к нам пожаловал Ланвэ с Бруном и батраком Бьорном — пристраивать к сараю стойло для коня.
Отчаявшись вымолить у Энги прощение, я тоже заняла себя делами. До блеска вылизала избу, приготовила наваристый обед для мужчин, а после занялась шитьем: отрез полотна, подаренный ткачихой, так и просился стать новой постелью. Я очень надеялась, что Энги вскоре оттает, но когда со двора послышалось конское ржание и топот копыт, внутри меня все похолодело. Опрометью выскочив во двор, я ожидала увидеть гвардейцев с королевскими стягами, но это был всего лишь любимый муж, гордо восседавший на своем скакуне.
От сердца отлегло, но я все же строго нахмурилась.
— Ты куда это собрался?
— К Старому Замку съезжу, — сквозь зубы процедил Энги.
— Зачем?
Он скосил глаза на работников, что усердно стучали топорами, закатав рукава до локтей. Кажется, никто из них не смотрел в нашу сторону.
— Прикупить кое-чего надо, — нехотя ответил Энги. И добавил, понизив голос: — Да и разузнать слухи о новом лорде.
— Не бросай меня тут одну! — взмолилась я. — Прошу тебя. Возьми меня с собой.
— Нет, — он снова зыркнул на согнутые спины мужчин. — Тебе там показываться опасно. А здесь ты не одна, так будет надежней. К вечеру буду, не скучай.
Бросив последние слова из-за плеча, Энги пришпорил коня и уехал со двора.
— Хорош, — утерев со лба пот, разогнулся Ланвэ и поглядел ему вслед. — В седле держится, будто сам Создатель. Ему бы снова в гвардейцы наняться. Вы не думали переехать в столицу и попроситься на службу в королевский дворец, а, Илва?
— Кто бы нас там ждал, — буркнула я ворчливо, стараясь скрыть внезапный испуг, и ушла в дом думать горькую думу.
Вернулся Энги, как и обещал, лишь к вечеру, когда уставшие работники доедали приготовленный мною ужин. Свалил в углу седельные сумки, вымыл руки и сел за стол спиной ко мне. Я заботливо пододвинула ему тарелку, ожидая хотя бы ласкового взгляда, но Энги держался со мной подчеркнуто холодно. Зато с Ланвэ разливался соловьем, обсуждая строительство стойла и железки, купленные в городской мастерской.
Будто стойло сейчас было единственным, что его заботило.
Уже совсем стемнело, когда Энги вышел провожать работников во двор. Я перемыла посуду, сняла с печи ведра с нагретой водой, наскоро вымылась. На душе было все так же тоскливо. Как же мне помириться с любимым? Если он и сегодня захочет спать на другой кровати, у меня от тоски разорвется сердце.
Он все не показывался, хотя мужские голоса во дворе давно стихли. Я успела расчесать и переплести волосы и согреть воду для Энги, когда вдруг меня осенило. Не теряя времени, выплескала бадью, оттащила ее в сторону, и, подоткнув подол юбки и пыхтя от натуги, подтянула свою лежанку к лежанке Энги. Теперь вместо двух узких кроватей у нас была одна большая — не хуже, чем была у меня во дворце!
Отдышавшись, я хорошенько взбила тюфяки и подушки, застелила постель новым бельем и полюбовалась на плоды своих трудов. Просто превосходно! Только бы Энги не заартачился и не ушел спать в сарай к курам.
Место для бадьи теперь нашлось только у окна, где прежде стояла моя лежанка. Я наполнила ее теплой водой и выглянула во двор. Энги расчесывал гребнем гриву коня. Судя по тому, что грива волной лежала на изогнутой шее животного волосок к волоску и поблескивала шелком в свете ярких звезд, расчесывал он ее слишком уж долго и тщательно.
— Энги! Ступай в дом, — позвала я. — Я воду приготовила.
Он недовольно вздохнул, будто его оторвали от страсть какого важного дела, проворковал что-то коню и нарочито неторопливо вошел в горницу. Остолбенев на пороге.
— Что это ты задумала? — его глаза подозрительно сощурились.
— А то, — с вызовом в голосе ответила я. — Мы теперь муж и жена и будем спать вместе. Давай-ка, помогу тебе вымыться.
Не дав ему опомниться, я потянула вверх пропахшую потом рубаху, будто бы невзначай скользнув ладонями по мускулистым бокам. Энги едва заметно вздрогнул.
— Я сам, — буркнул он, отбирая у меня рубаху и комкая ее в ладонях.
— Нет, не сам, — заупрямилась я. — Я помогу тебе.
— Что?! Разве я дитя малое, или калека безрукий, что сам вымыться не могу?
— Не спорь со мной, — вкрадчиво сказала я, потянув завязки его штанов. — Днем можешь помыкать мною как хочешь, да только ночью я буду твоей принцессой, и ты будешь слушать меня беспрекословно. Залезай-ка.
У меня захватило дух, когда обнаженный Энги, все еще ошеломленный моим напором, погрузился в бадью. Он не сводил с меня настороженного взгляда, когда я присела рядом и зачерпнула воды ковшом, поливая ему на голову. Медленно растерла мягкой ветошью с мыльным щелоком широкие плечи, шею, грудь.
— Наклонись, — велела я, и Энги послушно подставил мне спину.
Сердце сжалось, когда я увидела зарубцевавшиеся шрамы от кнута. Пальцы скользили вдоль уродливых рубцов, оглаживая налитые силой мышцы, разминая напряженные плечи. Как он хорош, мой Энги! Нет на свете мужчины красивее и желаннее его. Не удержавшись, я поцеловала его в мокрый затылок, провела губами линию до выступающей под кожей лопатки.
— Илва… — выдохнул он, разгибаясь, и сгреб меня в охапку. — Что ты делаешь? Зачем снова дразнишь меня?
Его губы были так заманчиво близко от моих, что я не смогла устоять перед соблазном. Улыбнувшись, потянулась к нему, поцеловала нежно, чувствуя, как любовь льется из самого сердца.
— Я люблю тебя, Энги, — шепнула я, ощущая, как жесткие мужские губы жадно целуют рот, скользят по щеке, спускаются на шею. — Не оставляй меня больше.
— Глупая. Разве я смог бы тебя оставить? — хрипло шептал он, и в этом шепоте мне слышался тот, прежний Энги, который готов был на все ради меня.