— Руна будет молчать, я вас уверяю, — продолжал свое Ирах. — Но вот что теперь ждать от лорда Милдреда после нападения волков? После такого он никого здесь щадить не станет…
— Да ничего и не ждать, — снова подал голос Энги. — По всему выходит, что нет у нас больше лорда. Ищи-свищи в лесу потроха, развешанные по кустам.
— Что же будет-то теперь, а? — охнул Ирах и обеспокоенно покачал головой.
— Не знаю, — пожала плечами я. — Теперь не знаю… Если Руна будет молчать, то ничего и не выплывет наружу. Ну, приехал к нам лорд Милдред… Кто еще знает, зачем он приезжал? Может, Энги на работу нанять… Приехал себе — и уехал… Места у нас неспокойные, волков развелось… вот и не уберегли стражники нашего лорда.
Энги покосился на меня с недоверием, но лицом все же посветлел. Тяжело хромая, он подошел к выходу и толкнул дверь.
— Ты куда? — насторожилась я. — Пойду заровняю двор да забор поправлю, пока не поздно. Завтра Ланвэ придет. Меньше увидит — меньше придется объяснять.
— Ты ранен! — запротестовала я. — Сиди, я сделаю сама.
— И правда, Энги, ты бы уж полежал, поберег себя. Я помогу, дочка, — заговорил Ирах, и общими усилиями мы оттеснили Энги к кровати. — А Ланвэ скажете, что приболел хозяин малость. Разве ты не живой человек?
Слова Ираха заставили меня призадуматься.
— Нельзя Ланвэ здесь появляться, пока Энги не поправится, мало ли что. Вдруг он раны увидит, допытываться станет? Лучше бы ему повременить со строительством… Может, сказать ему, что Энги в Старый Замок по делам с лордом подался?
— И правда дочка, так будет лучше. Вам сейчас чужие глаза не нужны. Сегодня же отправлю к Ланвэ Свейна с известием от вас.
Вместе с Ирахом мы трудились до темноты, приводя в порядок двор и уничтожая следы крови, ровняя взрытую лошадиными копытами землю и притрушивая ее свежей соломой. Зарубки мечей на покосившемся заборе пришлось затереть грязью. Ирах то и дело опасливо косился в сторону леса: с наступлением сумерек из отдаленной чащобы доносился нестройный волчий хор. Но чем плотнее становилась сгущавшаяся тьма, тем ближе раздавались звериные песни, в которых я отчетливо могла различить отдельные ноты: торжество победы, плач по погибшим, преданность собратьям…
Ирах инстинктивно сжал в руке вилы, когда в вязкой темноте засверкали желто-зеленые отблески глаз. На крыльце хлопнула дверь: Энги тоже услышал зов моих лесных братьев, в левой руке я заметила начищенное лезвие меча.
— Оставайтесь на месте, заклинаю всеми богами, — тихо велела я им обоим, а сама, не чувствуя страха, вышла за калитку.
Огромный вожак, со впалыми после голодной зимы боками, с некрасивой, облезлой от весенней линьки шерстью, но все же заметно заматеревший с нашей последней встречи, оставил верную стаю позади и, слегка припадая на переднюю раненую лапу, вышел мне навстречу. Лизнув окровавленный бок, оскалился и ткнулся носом в мое колено.
Врагов больше нет, двуногая сестра, — пронеслось в моей голове вместо тихого рыка.
— Что с ними? — уже понимая, какой последует ответ, прошептала я.
Вожак мотнул головой со свалявшейся на загривке шерстью и коснулся лбом моей руки. Понимая, чего он хочет, я положила ладонь на мощный покатый лоб. И увидела все… отчаянную схватку между хищниками и людьми, невыносимую боль, крики, кровь, смерть, клочья разорванной одежды… а после — тишина на покрасневшей от крови поляне, нарушаемая лишь хрустом мертвых костей в сильных звериных челюстях. Меня замутило, и я поспешила отдернуть руку. Потерла ладонь, будто могла стереть с нее увиденное, будто могла заставить свою память снова исчезнуть…
— Это… жестоко, — слова вырвались сами собой, я даже не осознавала, с кем пытаюсь говорить. — Живые люди не заслуживают такой мучительной смерти.
Меня ударило эмоцией животного: удивление, непонимание, обида.
Это справедливо. Враг хотел твоей смерти, двуногая сестра. И сам получил смерть.
— Хотел смерти? — я изумилась. — Нет, нет… он всего лишь хотел вернуть свою невесту.
Смотри, двуногая сестра.
Волк упрямо коснулся головой моей ладони, и на этот раз я не посмела отпрянуть, заставила пальцы разжаться и погрузиться в жесткую шерсть на голове зверя.
И увидела снова.
Это было не мое зрение, а зрение волка, бывшего на тот момент юнцом-однолеткой. И в его видениях я узнала… себя. Юную, чистую, растерянную… испуганную. Красивую наивную принцессу в нарядном шелковом платье, с ужасом наблюдающую за кровавой битвой у перевернутой золоченой кареты. О нет, не разбойники напали на королевский кортеж, как прежде считалось. Королевская стража — я видела знаки отличия на плащах и доспехах — сражалась насмерть со стражей из Старого Замка.
«Что вы делаете?! — пытался перекричать звон мечей и стук щитов воин, убеленный сединами. Командир стражи ее высочества? — Ведь это принцесса, невеста будущего лорда!»
«У будущего лорда уже есть невеста, — расхохотался в ответ стражник Старого Замка в желто-красном плаще. — Еще одна ему без надобности. Принцесса исчезнет: такова воля юного лорда Милдреда».
Седовласый воин с озлобленным криком ринулся на него, но крупный, кряжистый стражник одним ударом вогнал лезвие меча ему в шею.
Вокруг меня — ведь я теперь была волком, затаившимся за густыми ветвями — зашевелились грозные мохнатые братья. Испуганная девочка-подросток сжимала тонкими побелевшими пальцами маленькую куколку и шаг за шагом отступала назад, не сводя широко распахнутых голубых глаз с жаркой битвы посреди леса. Красивое платье цеплялось за острые сухие ветки, оставляя на них клочья дорогого шелка, одна светлая туфелька застряла каблучком в остатках трухлявого пня. Вперед молча выступил вожак — матерый, сильный волк, — за которым двинулись остальные.
«Волки!» — заорал кто-то из людей, только теперь не разобрать, кто это был: взгляд юнца-однолетки был прикован к трясущейся от страха девочке. Зрачки голубых глаз расширились еще больше, она повернулась и наконец-то побежала со всех ног: прочь от кровавого побоища, прочь от лесных хищников, в которых она видела вестников скорой смерти. Легкие лапы переступили на мягком мху, и сильные, гибкие тела братьев серыми тенями пролетели вслед за ней. Юный волк всем своим естеством ощущал панику загнанной жертвы, биение горячей крови в ее жилах. Промелькнуло желание сжать острые зубы на мягком, тонком, вкусном горле…
Я вновь отдернула руку и невольно приложила ее к груди, словно пытаясь унять разбушевавшееся за ребрами сердце. Неудивительно, что бедная принцесса лишилась памяти от пережитого ужаса — на ее глазах разрушилась вера в добро: юный красивый жених оказался убийцей, верные стражники, обманутые и поверженные, потеряли жизнь, а волки… наверняка тогда ей казалось, что они сожрут ее заживо. Но они привели несчастное, запутавшееся, потерявшееся дитя к доброму порогу.
Теперь ты знаешь, двуногая сестра. Мы всегда были рядом.
Волки тихо ушли, а я еще долго стояла за калиткой, погруженная в горькие думы. Милдред никогда не хотел жениться на мне. Едва ли старый лорд Хенрик знал о его проделках… И если бы тогда у стражи из Старого замка все сложилось удачно, то не было бы уже на свете ни принцессы Ингрид, ни ведьмы Илвы…
Потрясенные Ирах и Энги молча дожидались меня во дворе, когда я вернулась. Чувствуя непрекращающуюся тошноту, я прижала руку к животу и тяжело вздохнула.
— Илва? — Энги, невзирая на свои раны, вихрем метнулся ко мне. — Тебе плохо?
— Милдред мертв, — сумела выдавить я из себя. — Остальные тоже.
— Но это же… к лучшему? — осторожно спросил Энги, прижимая меня к себе и принимая на себя вес моего внезапно потяжелевшего тела.
— Я виновна в его смерти.
— Ничуть. Ты даже пальцем его не тронула. Просто он не позаботился о надежной охране, а леса в этих местах опасные, — глубокий, низкий голос мужа действовал на меня успокаивающе.
— И вот что, дети, — вмешался в наш разговор озабоченный Ирах. — Запомните: вы знать ничего не знаете и видеть ничего не видели. Лорд Милдред как приехал, так и уехал, и что после с ним случилось — вам неведомо. Мы с Руной будем держать язык за зубами.