— Ну… — он призадумался и почесал в затылке, — бабье ваше всякое… Прибрать там, приготовить… Стирать мне будешь, — он, казалось, уже приободрился, мысленно раздавая мне указания, — воду носить, печь топить. За конем присматривать. Куры твои, опять же…
Все это было несложно, но взыграла во мне проклятущая дерзость — как ни давлю ее в себе, а все ж где-то вылезет:
— А ты что делать будешь?
— Что?! — заревел он, что твой медведь, и подскочил с лежанки. — Я тебе ничего не должен, девка! Я тут хозяин, поняла? Что велю — то и будешь делать. А я… я… отдыхать буду, вот!
Я на всякий случай соскользнула с кровати, подхватив шкатулку, и опасливо шагнула к двери.
— Ладно, светлейшая милость, отдыхай, коли устал. Что сейчас повелеть изволишь?
— Жрать давай, — отрезал он с ноткой самодовольства, садясь на место. — И это… помыться мне надо. Бадья есть?
— Есть.
— Тогда воду нагрей. Но сначала жрать.
— Будет сделано, ваша милость, — хмыкнула я и шагнула к печи — надо растопить, без огня еды не приготовишь.
— И не дерзи мне, — прорычал он мне в спину.
— Где уж мне… Как величать-то тебя, светлейший господин? Туром?
— Я тебе покажу Тура! — обиженно рявкнул он, но я уже не испугалась. — И думать забудь! Энгилард мое имя. Можно Энги, если для тебя трудно. Запомни и не путай.
— Хорошо, Энги. Запомню.
Я обычно не завтракала, разве что могла горсть орехов или ягод сушеных утром съесть и молоком запить. Разжигая огонь, недовольно нахмурилась: если топить печь дважды в день, то и хвороста придется вдвое больше собирать. Эх, прибавится же мне забот…
Да и еды на зиму теперь придется больше запасти. Тут я совсем пригорюнилась. Хватит ли моих скудных заработков на то, чтобы прокормить не только себя, но и такого здоровенного бугая? Эх, прости-прощай моя мечта о заветной книге со всеми хворями…
Завтраком он остался доволен: я подогрела ему остатки вчерашней картошки, наковыряла из небольшой бочки квашеной капусты да состряпала яичницу из всех четырех яиц, что снесли мои курочки. Он потребовал хлеба и съел всю четверть каравая, которая нашлась в доме. Я уже мысленно составляла перечень покупок, за которыми мне придется идти на воскресную ярмарку.
— Вино есть? — спросил он, утирая губы после трапезы.
— Вино? — ошеломленно переспросила я. — Да откуда же у меня вино? Ведь не кабак держу…
— Кхм, — он сердито нахмурил брови, видимо, решая, счесть мой ответ дерзостью или нет. — А что есть из питья?
— Вода.
— Вода?! — послышался возмущенный возглас. — И больше ничего?
— Молоко еще, — я вспомнила о вчерашней кринке. — Могу отвар из лесных трав заварить.
Эта мысль мне и самой понравилась. В голове уже начали крутиться коварные мысли о том, что за травы я ему заварю…
Но додумать не успела — он кисло скривился.
— Молоко давай. И это… спроси там вина, если в деревню пойдешь.
Я возмутилась не на шутку:
— На какие же деньги мне его покупать?
Он смущенно почесал в затылке, а затем потянулся к висящему на изголовье кровати поясу, нащупал пристегнутый к нему кошель, звякнул монетами о стол.
— Вот. Только хорошего купи, а не того пойла, которым меня старый жук Ирах вчера потчевал.
— Как изволит мой господин, — я обиженно поджала губы, но монеты сгребла и спрятала в кармане передника.
Энгилард-Тур подозрительно покосился в мою сторону.
— Воду нагрела?
— Грею, — огрызнулась я, убирая грязную посуду.
Пришлось оттащить стол в сторону, приволочь из чулана большую бадью для купели, втиснуть на свободное место между лежанками и опрокинуть в нее первые ведра с горячей водой. Мой новоиспеченный хозяин все это время возлежал на постели и наблюдал за моими передвижениями из-под нависших надо лбом грязных косм. Что-то мне все меньше нравилось наше с ним совместное будущее.
Наполнив бадью горячей водой, я растолкала задремавшего было Тура, а сама оделась и вышла наружу. Столько времени потеряно зря — а ведь к этой поре я уже обычно первую вязанку хвороста из лесу притаскивала!
Но ничего не поделать — в лес пришлось идти с опозданием.
Глава 3. Кровь невинных
Я разорву тебя на девяносто девять ран,
Я отплачу тебе за луны полные сполна!
Согрею кровью твой голодный лик, холодный храм.
Не смей ходить в мой дом, Луна.
Группа «Мельница», «Волчья Луна»
Солнце уже начало клониться к закату, когда я вернулась из лесу и сбросила в сенях тяжелую вязанку хвороста — пусть просохнут до завтра — и потерла ноющую спину. Загоняет меня новоиспеченный хозяин, как пить дать, загоняет.
— Эй, девка! — послышался из-за закрытой двери в горницу зычный рев. — Это ты?
Поморщившись, вошла внутрь. Тур в нижней рубахе и холщовых штанах сидел на изножье кровати возле груды вычищенных доспехов. После мытья он выглядел получше — выбритое лицо даже слегка посветлело, хотя и заплыло лиловыми кровоподтеками, а волосы оказались светло-русыми, с мягким пшеничным оттенком, гораздо светлей, чем волосы Ульвы или моих односельчан. Любопытно все же, кем был его отец?
В руках Тура тускло поблескивал наточенный меч, который он протирал промасленной ветошью.
— Я не девка, а Илва.
— Все одно, — сурово изрек он и смерил меня строгим взглядом. — Где была?
— В лесу. За хворостом ходила.
— За хворостом? — он сузил глаза. — А волков не боишься?
— С чего мне их бояться? — я пожала плечами, вспоминая печальные волчьи песни, что до сей поры раздавались из глухой чащи. — Я их не трогаю, и они меня не трогают.
— Смелая девка, — хмыкнул он. — Но далеко в лес больше одна не ходи. Видала, какого зверюгу я вчера уделал? Едва отмахался от остальных…
— Вот ты и бойся, — сердито насупилась я. — Ты вожака у них забрал. Они тебе этого не простят.
— Много ты знаешь, — буркнул он и взмахнул перед моим носом здоровенным мечом. — А вот это видала? Мне их прощение не нужно — и остальных порешу, пусть только носы сюда сунут.
Я едва удержалась, чтобы не отпрянуть: меч просвистел у лица так быстро и близко, что выбившиеся из-под платка волосы взметнулись облаком вокруг головы. Ну и хвастун, помилуйте старые духи… Не лучше Хакона.
Тур, похоже, слегка опечалился, не заметив на моем лице благоговейного восхищения его силой и ловкостью, и указал кончиком меча на бадью.
— Пока ты по лесу шлялась, вода остыла уже. Я велел тебе мою одежду постирать.
— Разве велел? — вздохнула я, скосив глаза на бадью, в которой уже отмокало его рваное тряпье. — Ладно, постираю.
— Жрать есть что?
Я воззрилась на него с неподдельным изумлением.
— Ты ж ел недавно!
— Недавно? Ты рехнулась? То еще утром было! — возмутился он вполне искренне.
Похоже, мне только и оставалось, что тяжко вздыхать раз за разом, но выполнять приказы домашнего угнетателя. Еще и дня не прошло с нашего уговора, а я уже не раз крепко пожалела о нем. Тур исподлобья наблюдал за тем, как я сняла телогрейку, размотала теплый платок и повязала голову тонким домашним, подбросила хвороста в печь и поставила на огонь котелок с водой. Пока закипала вода, накрошила овощей, размочила грибов, нащипала сушеных трав: будет похлебка на скорую руку. Между делом выстирала Турову одежду — грязную, местами заляпанную бурыми пятнами крови, местами зияющую прорехами — и повесила сушиться над печью. Там же, превозмогая брезгливость, примостила и его мокрый сапог: сам-то не додумался, Тур и есть, что с него взять… Что ума, что упрямства — как у быка. Поставила на стол перед ним дымящуюся похлебку, наскоро перехватила сама пару ложек горячего варева и принялась вычерпывать грязную воду из бадьи.
Тур придирчиво заглянул в большую глиняную миску и потянул носом запах. Повозил ложкой в густом наваре.
— Грибы? А мяса нет, что ли?
— Откуда у меня мясо? — обиделась я. — Не ем я его. Ты у меня живность видел?