— Это где ж такая — Америка?
— Отсюда не видать, — сказал я и немного загрустил, вспомнив о том, что догнать и перегнать Америку труда особого не составит. Если верить слухам, то вся та Америка где-то на индейцах Майя и закончилась, когда звёзды упали.
Ну, про индейцев это уже я сам додумал, конечно. Однако Смоленск был не последним городом в России, Петербург и Москва довольно близко. И если бы были какие-то контакты с заокеанским материком — об этом кто-то бы знал. А слухи ходили только о том, что везде, кроме России, твари взяли верх.
Ну, разве что Китай вроде бы держался. Этих там столько было, что среди них, должно быть, и охотников вышло немало — чисто арифметически. Вот и встали насмерть, отстояли себя.
Однако Китай был далеко, а Обрадово — вот оно. И в дерьмо оно скатилось само по себе, без помощи тварей. Ну, то есть, я думал так поначалу. Пока жена Кузьмы не подала вдруг голос.
— Так это Лукерья всё. Лушка полоумная!
— Ну ты-то помолчи! — прикрикнул на жену Кузьма.
— Пусть говорит, — возразил я. — Что там за Лушка?
Почувствовав неказённое внимание, женщина приободрилась и заговорила связно и по делу:
— Лушка — это старуха, у лесу живёт, крайняя хата её. Лет десять назад пропала — всем миром искали, весь лес обошли. Ни следочка. А потом, через год, вернулась. Поначалу говорить не могла — только выла, навроде волка. Попа звали, побрызгал он её водичкой, молитву прочёл — и вроде отпустило. Но так и не рассказала, где была.
— Очень интересно, — кивнул я. — А при чём тут наши бараны?
— А при том, что как раз о ту пору народ запиваться-то и начал! Лушка всё дома сиднем сидит, только по ночам иногда в лес шастает. Слух и пошёл, что ведунья она. Народ к ней потянулся — ну, знамо дело: хворь отшептать, присушить, на урожай. И вроде бы помогала всем. Да только каждый, кто к ней ходил — за водку потом хватался. Вот.
— Глупость всё и бабкины сказки, — пробурчал Кузьма. — Загуляла Лушка, только и делов.
— Старуха — загуляла? — удивился я.
Тут Кузьма смутился и отвернулся, а его жена, напротив, повысила голос:
— Так то она сейчас — старуха! А тогда, как пропала — пусть не девка была, вдова. Но мужики на неё ещё ого-го как заглядывались! И вернулась тоже красавицей. А потом уже с каждым днём как будто высыхать начала. Ахнуть не успели — старуха. Ну и привыкли…
Дело было категорически нечистым. У меня аж ладонь под перчаткой зачесалась, чувствуя работу. И, как следствие, прибыль.
— На сбор Лушка выходила? — спросил я Кузьму.
— Не, — мотнул тот головой. — Она днём почитай что вообще не выходит.
— Ясно. — Я допил чай, поставил чашку на стол и поблагодарил хозяйку. — Ну, показывайте жилище этой вашей Лушки.
Глава 4
От халупы на краю деревни веяло какой-то хтонической жутью ещё за сто шагов. Чёрный покосившийся домик, казалось, вообще стоял не в этом мире. Глаз отказывался его воспринимать, упорно отправляя в мозг вместо постройки чёрное пятно. Приходилось постоянно всматриваться и буквально заставлять себя видеть.
Удивить меня это не удивило. Плавали уже, знаем эти штучки — морок обыкновенный. У каждого он по-своему работает. У колдунов — так, у русалок — чутка иначе. А у той твари, что засела в домике, вот эдак.
Я быстро вычислил, что Лушка могла быть только ведьмой. Никакая другая тварь не подходила.
Является ли ведьма самкой колдуна — об этом справочник тактично умалчивал. Охотники, собирающие сведения о тварях, вообще ограничивались только тем, сколько в твари костей, и как её ловчее убивать. А всяких таких тонкостей предпочитали не касаться даже шестиметровой палкой.
Про колдуна говорилось категорически, что это — человек. А ведьма проходила как условно человекоподобное существо. Может, сыграло роль пренебрежительное отношение к женщинам в принципе, а может, тот, кто составлял справочник, был не очень в теме. Но если изначальная красавица Лушка превратилась в высохшую страхоё… Страхолюдину, значит, ведьма — это примерно та же хрень, что и колдун.
— Вот, — сказал Кузьма, остановившись на порядочном расстоянии от ускользающей от взгляда халупы. — Дальше не пойду. Я к ней зашёл как-то раз днём — до сих пор передёргивает.
— А чего так?
— Да чего… В доме — шаром покати, будто и не живёт никто. Сама лежит на печи, а печь — холодная, уж бог знает сколько не топленая. Глаза открытые, пустые — не то закатились, не то в глазницах вовсе нет ничего. Глядит в потолок и не дышит. Я уж думал, померла. Ан нет — ночью вышла как ни в чём не бывало.
— Ясно, — кивнул я. — Ну, пойду посмотрю, что там за Лушка.