Захар замолчал.
— Ну? — поторопил я.
— Что — «ну»? Я всё рассказал.
— А сейчас-то психанул с чего? Ты ведь, получается, никакой не трус. Наоборот — молодец.
— Да где ж я молодец? К тебе, поди, или к другому кому этот хозяин вовсе бы не сунулся…
— Ошибаются все, Захарка. — Я хлопнул его по плечу. — Сколько раз ты упал — неважно. Важно, сколько раз поднялся. Сдюжил против этой твари, в штаны не навалил — молодец. Истерить тут точно не с чего.
— А почему же он меня в живых оставил? Не потому ли, что думает, что в другой раз соглашусь?
— А ты согласишься?
— Нет.
— Ну и всё! А он там себе думать может что угодно. И хорош уже об этом. Давай-ка ближе к конструктиву. Ты знаешь других охотников, кого, как тебя, из Ордена выгнали?
— Был один. Но о нём уж полгода — ни слуху, ни духу. Слухи ходили, что в Пекло подался. Сгинул, должно быть.
— У него красный камзол?
— Чего? — обалдел Захар.
— Ну, камзол, — я подёргал себя за лацканы. — Красный?
— Да ты глумишься, что ли? Где это видано — охотнику в красное рядиться? Обычный у него камзол был. Как у всех.
— Угу. А вообще, такой камзол — ты видал у кого-нибудь?
— Не. Кабы видал — запомнил бы. Да только где я б увидал? Охотники — чай, не баре, в таких богатых цветах ходить…
— Стоп! — я поднял палец. Пробормотал: — Не баре… Есть! Вспомнил, — встал и направился к дверям.
— Ты куда?
— Прогуляюсь. К завтраку вернусь.
Я быстро поднялся к себе. И переместился в Ужиково.
Любезного моего соседа Архипа Семёновича, как и Захара, пришлось будить.
— Племянник? — захлопал сонными глазами дядька. — Какой племянник? Мой?
— Своих у меня нет. Где он?
— В Поречье. К отцу вернулся. С того дня здесь и не показывался ни разу…
— Поречье большое. Где конкретно?
Узнав точный адрес, я начертил на полу знак. На глазах и изумленного Архипа шагнул на него. А через секунду вышел в Поречье — из круга, выложенного камнями.
Проходящая мимо женщина охнула и перекрестилась.
— Спокойно, мадам. Государева охотничья служба, — я предъявил перчатку. — Улица Большая Подъяческая — это где?
Тётка довольно толково объяснила. Я двинул по улице. Солнце поднялось уже высоко, город проснулся. Мимо меня деловито сновали люди, грохотали по булыжной мостовой коляски и кареты.
У крыльца нужного особняка я тоже увидел коляску. Но из неё никто не высаживался и в неё никто не садился. Только летели многословные проклятия. Их издавал стоящий на крыльце крепкий седой мужчина в домашнем халате.
— Каков паразит, а⁈ — грохотало с крыльца. — Да есть ли в этом доме хоть на копейку твоих вещей⁈