Впрочем, подожду пока. Подумаю. Есть и другие варианты. Вот, например, Защитный Круг можно прокачать таким образом, что он станет Кругом Огня. Будет не только не позволять всяким тварям пролезть внутрь, но и при этом палить их. Вещь же? Вещь! Только наверняка маны будет выжирать до жопы много. Ну и ладно. Может, против лешака — самое то?
Жаль, что родий всего три, блин. Вот почему и хотелось бы на мелкую охоту сходить до того, как на лешака замахнёмся! Подтянуть разных Знаков и…
— Вы пунктуальны, — послышалось совсем рядом, и я вынырнул из облака приятных мыслей в грубую действительность.
Ага, так. Сосредоточились. Я — Алексей, вокруг — кладбище, а передо мной стоит какая-то демоническая фигура в капюшоне. Назгул, мать его. Ну ладно, я тоже голову пониже наклоню, шляпу дёрну, как будто в знак приветствия, вниз. В эту игру можно играть вдвоём, братишка.
— А вы опаздываете, — сказал в ответ.
Согласно моим внутренним безошибочным часам, было уже три минуты пятого.
— Не забывайте, с кем говорите, — произнёс нарочитый бас из-под капюшона.
— А с кем я говорю?
— Эм… Благодарите бога, что не знаете. Товар здесь?
Холёная аристократическая лапка указала на мешок.
— Здесь. А деньги при вас?
— Деньги! — с презрением отозвался капюшон. — Что значат деньги, когда мы делаем такое важное дело!
— Ну, если для вас ничего не значат — можете мне вообще все отдавать, не обижусь.
Капюшон, поняв, что катастрофически не вывозит в словесном поединке, молча сунул руку за пазуху и вынул оттуда увесистый кошель. Бросил его мне.
Я поймал, взвесил на ладони — солидно! Открыл, вынул пару монет — золото. Ишь ты. Не врал Лёха — действительно в десять раз против обычных костей платят.
— Всего хорошего, — сказал капюшон и потянулся за мешком.
— Куда! — прикрикнул я. — А посчитаться?
— Чего?
— Мне откуда знать, что вы меня не обманываете? Сироту всякий обидеть норовит!
— Сироту? — обалдел капюшон.
— Ну да. Матушка умерла десять лет назад, папаша из дома выгнал. Всё равно что сирота.
— Мы так не договаривались, — вконец растерялся капюшон.
— Вот и я папаше то же самое говорю. Да ему разве объяснишь? Упёрся, как баран: «Мои подсвечники, мои подсвечники!»
— Какие ещё подсвечники⁈
Я, в принципе, выяснил уже всё, что хотел. Понял, что передо мной стоит круглый лох, который в цепочке выполняет сложную функцию «принеси-подай, пошёл нахрен, не мешай». Принято, понято. Едем дальше.
— Ладно, — сказал я и сунул кошель за пазуху. — Кому ж верить-то, если не людям, с которыми работаешь. Верно?
— Всего хорошего, — предпринял капюшон ещё одну попытку свалить красиво.
— Может, помочь?
— Что⁈
— Да мешок тяжёлый, мне ли не знать. Давайте помогу дотащить. Я к нему уже привык как-то.
— Так не полагается! Справлюсь сам.
Я пожал плечами и сделал вид, что моё дело сторона. Однако когда недотёпа в плаще попытался закинуть мешок на спину, незаметно наступил на уголок.
— Говорю ж — тяжеленный, — сказал я, глядя, как пыхтит капюшон. — Да не упрямьтесь вы, право слово! Мне не трудно. Я всё детство в деревне брёвна на плечах таскал — папаша меня так жизни учил. Жизнь, говорил, трудная штука. Привыкай, сынок.
— Хорошо, — сдался капюшон и отпустил мешок. — Дозволяю вам нести поклажу вслед за мной.
— Ну, погнали, — весело сказал я и закинул мешок за спину, для порядку ухнув.
Капюшон двинулся между могилами. Я шёл за ним, гадая, каким будет следующий шаг.
Если шаг будет отслеживаемый, то я пойду дальше. А если нет — то этого клопа вполне можно взять в оборот. Отмудохать как следует, выспросить, что к чему, а потом… Н-да. Что потом-то? Бритвой по горлу и в колодец? Жестковато. Сопля ведь совсем, может, и не конченый даже.
Ладно. Упрёмся — разберёмся. Пока что у нас есть путь, вот его и будем идти.
Мы вышли с кладбища и стали петлять по улочкам Поречья. В этой части города я активно ещё не путешествовал, так что быстро потерялся. Не понимал вообще, куда мы идём. Это меня не то чтобы сильно напрягало. Выбраться-то смогу без проблем. Делов-то — Знак изобразил и дома. Ну и как пометить нужное место — тоже разберусь.
Шли мы, впрочем, не очень долго. Скоро остановились перед каменным строением с тяжёлой дверью из потемневшего от времени дерева. Настоящий замок. В миниатюре, ясное дело.
Дверь открылась. Внутри оказался худой лысый старик с сухим лицом и в лакейской ливрее. При виде нас у него широко раскрылись глаза.