— Да вот не решил ещё. — Я задумчиво покачал мечом. — То ли это — будущее удобрение, то ли работники тебе в артель. Нужны вам работники-то?
— Да как же не нужны! — Ефим всплеснул руками. — Работа у нас тяжёлая — землю рыть, лес валить. Да под ногами сыро. Да комарьё, мошка… Работники мне завсегда нужны. Из артели частенько бегут.
— Эти устроят? — Я кивнул на зарёванных дворянских детей.
Ефим оценивающе присмотрелся.
— Так-то, парни как будто крепкие. Может, и сдюжат…
— Да у них, видишь ли, вариантов нет. Либо прямо сейчас в этот ров улечься, либо пахать в твоей артели так, как ни одной лошади в страшном сне не снилось.
Ефим в задумчивости пожевал губами.
— А платить-то им сколько? Много я не смогу.
— Да им и немного — много. Бесплатно поработают, за еду.
При этих словах Ефим заметно воспрянул.
— А не сбегут они?
— Не сумеют. Верёвка, которой связаны, колдовская. Не разорвать, не развязать. Ты их, главное, на ночь не забывай привязывать. А Захар будет приходить, колдовство обновлять… Значит, так. — Я повернулся к Дорофееву и Алексею. Оба по-прежнему стояли на коленях перед вырытым рвом. От напряжения, кажется, забыли, как дышать. — Молились о втором шансе — вот он. Последний, если что, другого точно не будет. Ваши никчёмные жизни остаются при вас. Пока. Дальше — посмотрим. Поступаете в распоряжение Ефима… как твоя фамилия?
— Саврасов.
— А по батюшке?
— Спиридонович…
— Саврасова Ефима Спиридоновича. Он вам выдаёт наряды на день, он же принимает работу. Не понравится, как работаете — кормить не будет. Собственно, всё. Сбежать, как уже сказал, вы не сможете. Любая попытка подкупить кого-то и отправить к родственникам с жалобой будет расценена мною как категорическое нежелание жить. Со всеми вытекающими последствиями. Пытаться меня обдурить не советую. Дорофеев видел, чем это закончилось для Головина. Обещаю, что с вами всё будет намного страшнее.
— Папаша начнёт меня искать, — подал голос Дорофеев. Надежды, что найдёт, в этом голосе не было. Только опасение, что может и правда найти. — У нас уговор: я каждую неделю присылаю ему письма.
— Письма? Отлично. Самое время заняться чистописанием.
Я протянул руку назад. Данила вложил в неё саквояж — такой же, как у Александры Дмитриевны Урюпиной. Местный аналог ноутбука, мне он сразу приглянулся. В Поречье не поленился заскочить в нужную лавку и заказал себе такой же. Из саквояжа я вынул планшет с бумагой и перо. Сунул в руки Дорофееву.
— Пиши: «Любезный мой папаша! Сим извещаю Вас, что в полной мере осознал неблаговидность своего поведения. В содеянном глубоко раскаиваюсь и удаляюсь для проведения дальнейших своих дней в трудах и молитвах. Буду находиться в исправительно-трудовом профилактории имени Ефима Саврасова». Написал?.. Всё. Число, подпись.
Я забрал планшет у Дорофеева. Заправил в него новый лист и передал Алексею.
— Меня папаша искать уж точно не станет, — проворчал тот. — А вот кое-кто, глядишь, и озаботится. Мы же сейчас в лесу, господин Давыдов. А с лесным хозяином шутки плохи. Ладно — меня. А людей-то вам не жалко?
— Жалко, — честно сказал я. — Вот, поверишь ли — целыми днями душа болит. Мажу маслом бутерброд — сразу мысль: а как народ? Да только лешему очень скоро станет не до тебя.
— Это ещё почему? — насторожился Алексей.
— Ну, как бы тебе сказать, чтоб не расстроить… Убивать мы будем твоего лешего. С чувством, с толком, с расстановкой. А письмецо-то всё же напиши. Я помогу. Значит, начни таким образом: «Дорогой мой отец! Я только что понял, что всю свою жизнь жил неправильно. От подсвечников пресловутых отрекаюсь в твою пользу. Сам же впредь на жизнь буду зарабатывать честно, своими руками. Целую, твой любимый сын Алексей».
Забрав оба письма, я благословил Ефима, а сам, вместе с Данилой, отправился обратно к карете.
— А вы, что же, правда лешака убивать собрались? — спросил Данила.
— Правда. А что?
— Да как-то… Он — всё ж лесной хозяин. Когда и пользу приносит.
— Этот лесной хозяин десять лет назад похитил в деревне женщину. Продержал в плену чёрт-те сколько, а потом вернул назад ведьмой. Эта ведьма едва не сгубила целую деревню. А кого-то и сгубила. То, что леший кому-то когда-то от нехрен делать правильную дорогу показал — за то, конечно, спасибо. Но только — сам понимаешь. Минусы в данном случае кроют плюсы как бык овцу.
Данила понимал. И я даже не стал делать важные добавления насчёт костей охотников. Эта область жизни Даниле была совершенно ни к чему. Меньше знает — крепче спит.
— Твари — они всегда твари, — вздохнул я. — Даже когда пытаются быть хорошими.