Журавлев приятельски хлопнул соседа по спине, тот недовольно поморщился, с каким-то испугом и с поспешностью отказался:
— Нет-нет!
— Полно рукой-то махать! Ведь чемпионат мира начался, ты посмотри хоть настоящих футболистов.
— Не имею никакого интереса к этой игре: одне бегают, как очумелые, другие попусту дерут глотки.
— Не скажи! — возразил Журавлев. — Ка-ак вчера поляки забили гол аргентинцам! С ходу, без подготовки, это же класс. Тут поневоле ахнешь…
«Эко радости-то — мяч забили в ворота. Невидаль. Начнет толковать про футбол, так весь и загорится: ей-богу, в голове реденько засеяно». Василий Тихонович, сдерживая раздражение, старался отвлечься от собеседника, продолжал наблюдать поверх очков за строительством дома. Парень-крановщик зачем-то полез на самый конец стрелы.
— Жить дураку надоело. Куда начальство смотрит? Ну-ка, полазай на такой вышине! Боже избавь! — бурчал Перфильев.
В свою очередь, Журавлеву казалось непонятным полное невнимание к футболу: сочувственно глянув на чудаковатого соседа, ушел домой. Через минуту в открытое окно вырвался стадионный шквал неистово кричавших болельщиков.
— Идио-от! — выругался сквозь зубы Василий Тихонович.
Он подхватил табуретку и тоже нырнул к себе в калитку, но и в комнате не было спасения — телевизор сотрясал дом, многотысячное «а-а-а…» пробивало стену, словно дощатую переборку.
Настал день переезда. Перфильевы перевезли свои вещи первыми, пока Журавлевы были на работе. Много набралось всякого барахла, ничего не хотел оставлять Василий Тихонович, даже оконные и дверные ручки поснимал. Жалел, что остаются яблони, — пропадут, небось срежут их бульдозером. Он представлял, как Алексей Журавлев, придя с работы, удивится, увидев опустевшую половину дома, и испытывал какое-то торжествующее чувство, будто очень ловко перехитрил соседей. Все, кончен бал, наконец-то распрощались.
Квартиру дали двухкомнатную, на втором этаже, не зря Василий Тихонович обивал пороги в райсовете. Балкон-то какой! Лоджией по-нынешнему называется. Василий Тихонович перво-наперво вывернул из дверей казенный замок и врезал два своих, надежных, потом принялся тщательно осматривать квартиру, трогал пальцами краску на подоконниках и стенах, боязливо крутил сверкающие краны в ванной — не ударила бы вода. Пол пока гладкий, если рассохнется, можно самому сплотить или покрыть линолеумом. Хоть пожить на старости, как люди, в квартире со всеми удобствами.
Первую ночь пришлось спать кой-как на диване. На другой день, с утра, Василий Тихонович с воодушевлением орудовал шлямбуром, чтобы приделать на место разные полочки, вешалки, карнизы. Жена с племянницей Люсей едва успевали убирать за ним мусор. Наконец навели некоторый порядок, вымыли начисто пол. Успокаивающе застучали ходики. Люся пыталась возражать против них, но Василий Тихонович был непоколебим, пристроил часы на видном месте в большой комнате.
Окна выходили на западную сторону, так что под вечер в квартире было солнечно, приветливо. Василий Тихонович, по обыкновению, вынес табуретку, только уже не на улицу, а на балкон, взял в руки газету: посмотрел мельком фотоснимки да заголовки, читать не стал — мешали разные мысли, связанные с новым житьем-бытьем. Представлялось Василию Тихоновичу, как будет он зимой полеживать на диване, не заботясь о дровах. В баню тоже не придется ходить: мойся, сколько вздумается, в своей ванной, вышел из нее — да прямо в постель. Не простудишься.
Благодушествуя таким образом, он не обращал внимания на то, что во дворе оживленно галдели ребятишки, а к дому все подъезжали новоселы, и, конечно, не мог заметить остановившуюся с противоположной стороны машину с пожитками Журавлевых. Это бы полбеды, что поселили в один дом (больше ста квартир), но Василий Тихонович вздрогнул, когда услышал почти над ухом знакомое, с глухой хрипотцой:
— Здорово, сосед! С новосельем!
— Доброе здоровьице! — словно бы чужим голосом молвил Перфильев.
Сердце упало. Он оторопел, увидев довольное, улыбающееся лицо Журавлева, выглядывавшего из-за перегородки, которая разделяла балкон надвое. Бог ты мой! Неужели получил квартиру здесь, за стенкой?
— Как же ты в наш-то подъезд попал? — недоумевая, спросил Василий Тихонович.
— Подъезды разные, а балкон, считай, общий, так что опять мы соседи.
— Трехкомнатная?
— Ага. Квартира — во! — Журавлев торжествующе показал большой палец. — Зайди посмотри.