Выбрать главу

Витька двинулся к своему, дому, а Мотыль, удивленно моргая, некоторое время стоял на дороге. Не совсем понял Витькино объяснение. К примеру, он, Андрон, повадки любой рыбы знает до тонкостей без всяких исследовательских станций. «Однако раз есть такие, значит, надобны. Как он назвал должность-то? Их… ихли… Не выговоришь, мудреное словцо. Стало быть, важная работа, — рассудил Андрон. — Ловкий парень. В рыбалке толк понимает: у меня школу проходил».

Тут надо заметить, что не было бы столь приятельской встречи и не проникся бы Андрон таким уважением к Витьке Крюкову, если бы знал, что досадное прозвище, которое приклеилось к нему года три назад, было пущено в обиход именно Витькой.

Получилось все нечаянно. Андрон всегда намывал в пруде мотыля для приезжих рыбаков, а после грелся в шумилинской чайной. Однажды «перегрелся» и уснул за столом. Витька сидел с компанией рядом и сказал ребятам: «Смотрите, Мотыль клюнул». Заржали ребята, понравилось им такое прозвище. Очень уж подходило Андрону: щуплый, краснолицый, на малиновом кончике носа всегда болтается капля, как будто оттаял с мороза.

Андрон очнулся от хохота, уставился мутными глазами на ребят, но ничего не понял, только погрозил скрюченным пальцем. Обидно ему стало позднее, когда прозвище распространилось и у себя в Аверкине, и по селу. Тогда же кончилась благодать для приезжих рыбаков: бросил Андрон намывать для них мотыля.

Витька Крюков любил прихвастнуть. Легкий характер имел. Соврет — глазом не моргнет. Даже скучал, когда некого было разыграть или надуть. Про ихтиолога наболтал Андрону так просто, походя.

После армии, прошлым летом укатил он поступать в институт. Засыпался на первом экзамене. Домой написал, что учится заочно и работает, Работать, верно, устроился на ихтиологическую станцию. Около города водохранилище, которое местные жители называют морем. И на самом деле море — конца-края нет. Волны иной раз такие разыгрываются, что на катере выходить нельзя. Одним словом, стихия…

После чаю Витька с отцом вышли покурить на скамеечку в палисад. Отец был доволен, одобрительно хлопал по плечу:

— Молодец, Витюха! Правильную линию выбрал. Фактически и в институте учишься, и работаешь этим самым… Молодец! Счастье-то редко кому дается в руки: кажется, вот уцепил его, а оно выскальзывает. Мы вот с маткой живем, видишь, дай бог другим так жить: дом — игрушка, все своими руками сделано, полное хозяйство ведем, а только ни к чему может оказаться все это. Старость подбирается. Этта радикулит замучал: два дня с печки не слезал. — Потер кулаками спину, поморщился. — Нам спокойнее, ежели бы ты жил дома. Кем, фактически, станешь, как закончишь учебу?

— Ну, скажем, — Витька сделал паузу, — приеду к к вам в совхоз на место Ивана Ильича.

Крюков сначала прищурился, с недоверием глянул на сына. Ему, всю жизнь проработавшему плотником, не верилось, чтобы Витька — и на место Ивана Ильича! Подгорнов Иван Ильич — фигура, инженер, умнейший человек: любой чертеж разбирает как дважды два. А ведь чертежи — это сущее наказание, все черточки, черточки… Не любил Крюков строить по чертежам, раньше этого не бывало.

— Ивану Ильичу ты не ровня, сынок, — как бы подводя итог своих размышлений, молвил отец.

— Это как сказать, — самонадеянно заявил Витька. — Устарел ваш Иван Ильич, на пенсию пора.

«А и верно, Подгорнов-то годика через три на пенсию уйти должен, — прикинул Крюков-старший. — Да и Витька не лыком шит: десятилетку закончил, в армии отслужил, институт одолеет. Тогда все может быть».

Стиснул пятерней Витькино плечо:

— Молодец! Теперь, главное, на учебу налегай. А ихтиолога этого брось, приезжай-ка домой, учиться-то, фактически, и отсюда можно, коли заочно.

— Кто знает, может быть, и там останусь, — мудрил Витька. — Работенка у меня не пыльная.

— Смотри, сам кумекай. Пойдем-ка в избу, пока мамка со стола не убрала.

— Сейчас приду.

Витька остался в палисаднике. Призадумался. Это с Андроном занятно балагурить, а тут отца приходится обманывать. Не хочется расстраивать его. В институт можно и нынче поступить, тогда бы никаких угрызений. Эта мысль ободрила Витьку. Не таков он был человек, чтобы долго киснуть.

Солнце плавилось в окнах соседнего дома. Тихо, бестрепетно сгорали в закатных лучах березы. С азартным писком, целой эскадрилией носились стрижи, обещая ведренную погоду. Сладко щекотал грудь черемуховый запах. Девчонки прогомонили улицей, пошли в кино в Шумилино. Веселые они бывают в эту пору, щебетливые, как ласточки, только выйдут за деревню, частушки запоют. Там некого стесняться. Витька поднялся с лавки, прислушался. Начала Верка Сапожникова: