— Какое мне дадено указание, такое и выполняю. Что попусту лясы точить? Нельзя, значит, нельзя.
— Кому можно, а кому нельзя, — намекнула Анфиса Глызина, вероятно, желая досадить за тот случай, когда Иван Матвеевич поймал ее с ячменем.
— На мужиков нечего кивать, нам с ними не уравняться. В колхозе никто не косил, а что касается лесничества, так ступайте и договаривайтесь.
— У нас некому договариваться.
Мария уже каялась, что привезли вчера сено, со стыдом слушала перебранку, и, хотя никто не назвал их, Куприяновых, понятно было, что разговор шел о них, просто бабы, сознавая свое вдовье положение, побаивались задевать мужиков, потому что те же косы или сломанные грабли принесут вечером, да мало ли что потребуется поправить топором по хозяйству.
— Последний раз говорю, либо прекратите этот базар, либо я не председатель — мне тоже не больше всех надо, — вспылила Анна Доронина и, видя, как бабы продолжают упрямо крутить в руках грабли, решительно плюнула себе под ноги и повернула к правлению; громко, чтобы все слышали, ругалась на ходу:
— Кончено! Чай, другие теперь найдутся на председателево место. С меня хватит!
Бабы, конечно, повозмущались да пошли на работу, потому что немыслимое дело упустить хоть бы один страдный день. Солнце уже взошло высоко, пора было поворачивать скошенное вчера сено. А Дорониха тотчас позвонила в район, наотрез отказалась от председательства. Ее самолюбие было задето еще дошедшим до нее разговором у Куприяновых, когда вернулся Арсений.
Через два дня припылил в Задорино «виллис» с каким-то районным начальством. Машина долго стояла возле правленской избы, приманивая к себе ребятишек. Витюшка толкался здесь же, его и послали за отцом.
Арсений явился в правление во всем военном, как недавно демобилизованный. Его встретил крепким пожатием руки энергичный, осанистый человек с плотной шевелюрой волос, стриженных под бокс. Несмотря на жару, приезжий был одет в темно-синий китель, шевиотовое галифе и хромовые сапоги, как это было принято среди районщиков.
— Устинов Владимир Алексеевич, заместитель председателя райисполкома, — представился он. — Садитесь, я хочу познакомиться с вами и поговорить о деле.
В правлении они находились вдвоем, видимо, Устинов специально выпроводил и Анну Доронину, и счетовода Спиридона Малашкина.
— Вы какого года?
— Девятьсот одиннадцатого.
— Возраст хороший, жаль только, что беспартийный, а так по всем статьям подходишь: фронтовик, в колхозе не новичок, уважение имеешь, как мне сказали. Доронина тоже тебя назвала, когда мы стали прикидывать, кого поставить председателем. Как на это смотришь? — быстро перешел на «ты» Устинов.
Арсений неопределенно пожал плечами:
— Не знаю, как смогу? Дело для меня новое.
— Сможешь, не сомневайся, не боги горшки обжигают. Что ни говори, а у мужика авторитету побольше. Бухгалтерию счетовод поведет, твоя забота — людей организовать.
— Надо бы дома посоветоваться.
— Да ты не хозяин, что ли, дома-то? Зачем разводить турусы на воде? Давай сейчас же решим по-солдатски, четко, чтобы на днях провести собрание. Само собой, в партию тебе надо вступить, подай заявление в организацию при МТС. Знакомые у тебя в селе есть, рекомендации дадут, я подскажу там Иванову. Ну как, согласен? — напирал Устинов, ободряюще ударяя по столу короткопалой ладонью и нацеливаясь в упор на Арсения веселыми глазами.
— Все-таки денек-два дайте подумать. Может быть, люди еще возразят на собрании?
— Об этом мы побеспокоимся. — Устинов удовлетворенно прошелся от стола к окну и обратно. — Время-то неудобное, самый сенокос, да что поделаешь? Значит, договорились, Арсений Иванович, буду надеяться. Хорошо бы до собрания побывать тебе в районе, чтобы мы с тобой сходили на смотрины к первому секретарю.
Арсений, направляясь к правлению, догадывался о причине вызова и не собирался всерьез отказываться от предложенного, такой оборот дела его вполне устраивал, небось не хуже будет, чем плотничать. Вот насчет вступления в партию — этого как-то и в голове не было. Пришлось побередить совесть мыслями о Валентине, потому и засомневался Арсений в своем праве носить партийный билет. В конце концов решил, что раз никто ничего не знает, а на председательской должности нельзя иначе, то можно подать заявление в партию. Конечно, хлопотливая работа, но ведь прав отец — колхоз не все время будет беден. Так соображал про себя Арсений.