На общее собрание пришли колхозники из двух других деревень, входящих в колхоз «Верный путь». Вопрос решился коротко и определенно — никто против Арсения не голосовал. Устинов был доволен, охотно согласился зайти к Куприяновым попить чайку с новым председателем. В отношении его к Арсению уже чувствовалось меньше официальности. Ночевать, правда, не остался, уехал.
Обычно в летнюю пору лампу не зажигали, успевали управиться и поужинать дотемна, а в этот вечер у Куприяновых долго горел свет: все были под впечатлением такого события, даже у Витюшки отшибло сон. Он не верил до конца услышанному, теребил отца за рукав, перебивал вопросами взрослых:
— Пап, верно, ты председателем стал? И вместо Доронихи будешь ездить на Орлике?
— Все верно, Витюха.
— Эх, покатаюсь я с тобой в тарантасе!
Иван Матвеевич, моргая желтыми глазами, с гордостью посматривал на Арсения, польстило старому, что люди оказали доверие сыну, что теперь он чуть ли не на равной ноге с районным начальством. Понятное дело, с председателя спрос велик, время трудное, важно правильное направление держать. Это и внушал сыну:
— Молодец, Арсений, не сробел! Баба руководила, а ты разве не смогешь? Голова у тебя толковая, только на водочку помене налегай да, упаси бог, растраты не насиди.
— Не беспокойся, — добродушно посмеивался Арсений. — Слыхал, что Устинов говорил: на первых порах помогут, обещал ссуду выколотить из банка. Значит, не с пустыми руками буду начинать.
— Ссуду-то возвертывать придется, про то и толкую, что государственная копейка всегда учетная…
Мария слушала этот серьезный, необычный в их доме разговор, с вниманием ловила каждое слово и каждый взгляд мужа, нисколько не сомневаясь в его успехе, уверовав, будто среди других людей он отмечен знаком особенного везения. К той большой радости, которой она жила со дня возвращения Арсения, прибавилось ощущение своего нового положения в деревне и во всем колхозе. Завтра она выйдет по звонку уже не просто колхозницей, а председателевой женой, но она будет работать по-прежнему, чтобы не давать повода для обвинения Арсения в поблажках ей, только бы у него-то началось все как следует.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утром Арсений нацепил на грудь медаль, почистил солдатские сапоги, подумав при этом, что непременно надо раздобыть хромовые, и по-хозяйски направился в правление. Спиридон Малашкин опередил его, сидел за своим столом в правом углу, исправно щелкал на счетах длинным, как указка, пальцем. Это был линялый на вид мужик, высокий и медлительный, с брезгливо-кислым выражением лица, вислым носом и слезящимися глазами. Имел он пять классов грамоты, колхозную бухгалтерию освоил давно, потому что на фронт его не брали по нездоровью.
— Доброе утро, Спиридон Васильевич!
— Здорово, председатель, — невозмутимо ответил счетовод.
Воздух в избе после вчерашнего собрания был тяжелый: Малашкин, видимо, притерпелся к конторской духоте и внимания не обращает. Арсений распахнул окно.
— Ну, так с чего начнем? — не то рассуждая вслух, не то спрашивая, сказал он.
— Сенокос сейчас, с него и начинай, все другие заботы — в сторону, — посоветовал Малашкин. — Как раз готовлю сводку по состоянию на десятое число, каждую декаду подаем сведения в район.
— И что у нас получается?
— В Задорине скошено восемь гектаров, в Коромыслове — шесть, в Починке — четыре, всего — восемнадцать. — Малашкин кинул на счетах итоговую цифру.
— Маловато, — высказал на всякий случай озабоченность Арсений. — Чего-то в Починке не раскачались?
— А там подальше от глаз начальства, может, стали тайком покашивать? Всем хочется вовремя ухватить хорошего сена. Из-за него кажное лето нервотрепка.
— Кстати, надо разрешить покосить на себя в нерабочее время, чтобы не шумели.
— Пора поослабить пружину — туго заведена, — согласился Малашкин, взяв в расчет и свою корову, и то, что ответственность не на нем, а на председателе.
Арсений велел счетоводу подать амбарную книгу, полистал ее, потом еще раз просмотрел приемный акт: восемнадцать коров, десять телушек, восемь лошадей и четыре быка, приученных к оглоблям, — с таким тяглом не далеко уедешь. Бывало, в одном Задорине на конюшне стояло десятка два лошадей. Арсений окинул взглядом правленскую избу с лозунгом во всю стену: «Ударный труд — наш отпор врагу!», с призывом на заем, с плакатом, изображавшим золотое море пшеницы и три комбайна, идущих друг за другом, — стопудовый урожай. «Где же это так комбайны ходят вереницей?» — с завистью подумалось ему.